Часть 3.

2330 год начался с прекрасного события: принцу Ланделию исполнилось три. Король Грет Кардавер Кешуз в честь этого устроил серию балов по всей Тирне. Его новая жена, королева Керстин, устраивала по несколько приёмов в день в зимней резиденции. Маги ложи Смуты полностью ушли в тень. Комитет проверял дворцовых магов раз в неделю, а иногда, руководствуясь исключительно наитием, и чаще. Но никаких заговоров нигде не тлело, и никто не пытался устроить переворот, покушаться на короля или кого-то из его семьи. Как будто целью магов Смуты была смерть юной королевы, матери Ланделия. Ей самой могло бы уже исполниться девятнадцать лет. Но увы, злодей по прозвищу Чёрный Скрипач, лишивший жизни старого короля Кардавера, его жену и сына, добрался и до молоденькой жены Грета. Говорили, что Черным Скрипачом на этот раз двигала исключительно ревность, что он был знаком с юной королевой ещё до  её свадьбы и, возжелав красавицу, пытался добиться взаимности. Но она обручилась с Гретом Кардавером Вторым. И злодей наказал красавицу за измену.

Личность Чёрного Скрипача подёрнулась злодейско-романтической вуалью вскоре после того, как народ Азельмы узнал, что маг-музыкант брошен гнить в страшных мучениях в подземелье башни Тартута. Об этой башне ходили легенды. Все они, как на подбор, рассказывали, что лучше предпочесть смерть пребыванию в этой темнице.

Говорили, что там тюремщики безжалостней, чем мороз, и равнодушней, чем камни. Что там на каждого заключённого приходится по палачу, и именно там они учатся правильно причинять боль. Говорили, что еду там готовят такую, что есть её  - тоже мучение, но совсем без еды ещё хуже.

Когда Дэн Софет ван Лиот  выбрался из тюрьмы, он ничего и никому никогда не рассказывал о башне Тартута. Но если хотя бы половина из слухов была правдой, то неудивительно, что от прежнего вспыльчивого, несдержанного музыканта не осталось ничего. Из тюрьмы бежал молодой мужчина, чьи эмоции могли по силе соперничать с булыжником в мостовой или гранитной скалой.

Он остался жив лишь благодаря музыке, продолжавшей звучать в его голове. Единственное, что не вытравили из Дэнни  - это желание, чтобы два человека заплатили за его заключение: Кор Тэллин и Чезаре Роз. Желание превратилось в мелодию. Мелодия застряла в голове и звучала не переставая. Дэнни был на грани безумия, но только на этой грани он и сумел выжить.

Сам Чезаре, кстати, в начале года работал ловцом на границе Тирны с Иртсаном. Магики Иртсана, называемые среди Светлых самородками, иногда переходили эту границу с целью заработать на суевериях и доверчивости простаков. С помощью несложных трюков иртсанцы-самородки выявляли ведущие эмоции людей и делали вид, что исцеляют, воскрешают, дают надежду, а на самом деле всего лишь выколачивали из бедняков небольшие деньги. Здесь работала наблюдателем совсем молоденькая стажёрка Комитета по надзору за незарегистрированными магами. Её звали Линлор, и одно это имя заставляло Чезаре забыть обо всём. Обо всём на свете, включая неудавшегося ученика по имени Дэнни.

Итак, Дэн Софет ван Лиот выполз из канализационной трубы Тартуты в пять часов утра, трясясь от холода и воняя нечистотами. На нём была грязная рубашка до колен и стоптанные тапочки без задников. Его истощённое грязное тело походило на пособие некроманта по смерти от обезвоживания. У Дэна не было сил даже на то, чтобы создать вокруг себя ореол тепла. От холода и изнеможения он не мог сделать и шага, чтобы не упасть. Поэтому он вставал, шёл и падал, обдираясь об лёд. В голове пойманной мухой жужжала одна и та же мелодия, но увы – она не грела.

Упав в очередной раз, Дэнни подтянул острые колени к груди и замер. Ему не хотелось сдаваться, но тело не разделяло его желаний. Он не мог даже позвать на помощь – не здесь, не возле тюрьмы. Да и голос вряд ли послушался бы его.

Глядя в темноту слезящимися и смерзающимися глазами, Дэн начертил перед собой бледно светящийся вензель – знак ложи Боли. Вряд ли, конечно, поблизости хоть кто-то есть. Но так маги-собратья хотя бы примут знак как прощание.

Эмоция ложи Боли – приятие боли. Принять боль как единственный истинный признак жизни. Радоваться боли, как верной подруге. Любить боль, как себя. Но замерзающий уже почти не чувствовал её – свою подругу, свою жизнь.

Конечно, он поступил глупо – поддался порыву, когда рабочие стали прочищать забившийся канализационный сток и заставили самой грязной работой заниматься заключённых. Собственно, оказался единственным глупцом, решившимся сбежать в мороз в одной рубашке.

Всхлипнув, Дэнни снова попытался встать на ноги. Не получилось, и он пополз. Колени слегка саднило – слабая, но отчётливая боль. Он держался её, как бродяга путеводной звезды. Впереди из темноты проступили небольшие холмики едва присыпанной снегом земли. Софет полз по кладбищу. Конечно же… сток канализации остался по правую сторону, а по левую было тюремное кладбище. Следом начнётся земля поселенцев. А ещё на кладбище может быть сторожка. Приподнявшись на локтях, Дэн с жадностью стал высматривать хотя бы слабый огонёк и увидел, как к нему приближается человек с тусклым фонарём в руке.

- Что ты такое? – с интересом спросил этот человек, поддавая Софету ногой под рёбра. – Не помню, чтобы я сегодня поднимал дохляка!

Дэн не мог разжать челюсти, чтобы ответить. Он снова лёг, скорчившись, и сверху на него бесконечной благодатью снизошло тепло. Человек укрыл его одеялом. Он попытался укутать Дэна получше, а потом взялся за край одеяла и потащил за собой. Дэн успел подумать, что некромант пришёл слишком поздно, прежде чем потерять сознание.

- Что, жив, курилка? – спросил неприятный голос. – В чём только душа держится, не пойму. Ты ж дохлый был?

Дэн лежал на деревянном полу. Тёплые доски под спиной казались мягче любой перины. Он по-прежнему был гол и грязен – судя по рукам, которые Дэнни с трудом приподнял и осмотрел.

- Я отморозил пальцы? – проскрипел он.

- Ты всего себя отморозил, - ответил голос. – Я ещё ни разу не видел живого, который так походил бы на мертвеца. У тебя, наверное, даже кишки смёрзлись. Сбежал? Или тебя похоронили?

Дэн не сумел ответить. Некромант приподнял ему голову и сунул в зубы кружку с теплой водой.

- Пей. Поглядим, что с тобой делать… экспонат.

Дэнни сделал два или три глотка и с трудом подавил рвотный позыв.

- Мне нужна боль, - сказал он некроманту. – Мне нужно много, много чужой боли.

- Тю, парень. Тут на всю округу живых – только я да моя собака. Но мы с Портером себя в обиду давать не собираемся. Нам-то боль не нужна!

Дэн на секунду сник – с одной стороны, ему не выжить без боли. Ему надо где-то почерпнуть сил, чтобы залатать искалеченное тело. Иначе, едва он как следует разморозится, не миновать гангрены. Но брать у человека, который его вытащил?

- Сейчас – совсем немного, - попросил он с неожиданной робостью, даже с виной в голосе. – Потом я уйду и найду себе… другую… жертву.

- Во, жертва -  то самое слово – оно мне не нравится, - тенор стал ещё противней. – Давай-ка ты лучше потихонечку допомрёшь, и я на тебе малость потренируюсь, как тебе такой вариант?

Дэну этот вариант не подходил. Но он сообразил, что некромант просто побаивается. Не стал бы он тащить незнакомого человека в дом живым, если бы не имел сочувствия, а просто хотел поупражняться на трупе в своем некромантском мастерстве.

- Послушай, - Дэн с трудом глотнул. – Мне подойдёт и парочка крыс. После этого мне от тебя понадобится только кусок хлеба, штаны и ботинки.

- Одёжку я тебе подберу, - без запинки ответил некромант. – У меня этого добра… Если не побрезгуешь, конечно, рванинкой жив-курилок. А крысы… не обессудь – не мастак я подманивать всякую живность. Разве что оставить тебя тут одного, в темноте, авось прибежит какая тварь?

Тут у мага как-то странно дрогнул голос. Очень странно. Как будто «какая тварь» скорее сожрала бы полумёртвого беглеца, чем дала бы поймать себя.

Но мысль некроманта была Дэну ясна: он не хочет сопричастности даже к самому мелкому деянию мага Боли. Он не станет ловить и тем более – пытать даже таракана, не то что крысу.

- То есть какие-то… ползают у тебя тут?

- Можно сказать, что и ползают.

- Живые?

- Можно сказать, что и живые, - маг погасил чадную керосиновую лампу. – Увидишь.

С этими словами некромант ушёл из комнаты, и Дэнни слышал, как он запирает дверь и ещё подпирает её с той стороны.

Какое-то время Дэн лежал в темноте, слушая, как потрескивает и шуршит солома, подложенная ему под голову. Казавшийся тёплым пол теперь неприятно холодил лопатки. Одеяло, небрежно накинутое на тело, кололось, а в пустом желудке перекатывались несколько глотков воды.

Затем Дэнни услышал шаги. Цок-цок, цок-цок – клацали о доски когти. Судя по звуку, то была точно не крыса. Скорее, собака. Но ведь некромант сказал, что собаку он ему не отдаст?

Значит, ещё какая-то тварь. Слегка отогревшийся, Дэн Софет смог приподняться, хотя всё тело онемело и плохо слушалось. И увидел силуэт зверя побольше кошки, с крупной длинной мордой и гибким хвостом. И впрямь похоже на крысу, только гораздо крупнее. Ну ничего – главное, чтобы чувствовала боль.

Дэн понял, что недооценил крысу, когда та сжалась в комок и прыгнула. Двигалась она быстро и ловко. По тому как существо боком приблизилось к нему и рывком укусило за предплечье, стараясь оторвать как можно больше мяса с руки, Софет понял, что некромант прикармливает крысу таким образом далеко не впервые. Затем тварь отпрыгнула. Дэн с запозданием ощутил жгучую боль, но не сдался – медленно собрался, присел, опираясь на укушенную руку и одно колено, а вторую руку вытянул перед собой. В темноте он плохо видел шуструю тварь, лишь её очертания, но этого должно было хватить.

В тюрьме он претерпел столько боли, что рана, хоть и чувствительная, не давала должного притока энергии. Хотя мага из его ложи свои ощущения должны подстёгивать почти так же хорошо, как и чужие.

Крыса кинулась на человека, но едва он попытался сомкнуть пальцы на её загривке, сразу отпрянула в сторону. Когтями тварь ухитрилась задеть голую ногу мага. И почти сразу же вернулась, норовя прокусить тонкие пальцы человека.

Это была главная ошибка крысы. Едва она вцепилась в палец Дэна, как он, невзирая на боль, схватил огромную крысу за челюсть. Зверь взвизгнул – звук был как ножом по стеклу. Дэнни упал на крысу всем телом, чувствуя, как живое, полное сил существо извивается под ним. Крыса испугалась,  ей было больно, о, как ей было страшно и больно, и Софет изо всех сил старался сделать ещё хуже. Сам извиваясь не хуже крысы, он вцепился ей зубами в ухо. Он рвал крысу руками и зубами, пока та не затихла. Затем потерял сознание – всего на один короткий миг.

Всё это время жёсткая, короткая мелодия, состоящая всего из четырёх нот, продолжала отщёлкивать такты в голове Дэна. И лишь когда крыса замерла, сдохла – музыка изменилась. Она стала более плавной и мягкой. Словно река вдоль берегов, музыка потекла по венам, наполняя Дэнни. Он встал, запахнув на себе одеяло, как плащ, и лёгким кивком головы открыл дверь.

На самом деле Дэнни всё ещё был очень слаб. Но некромант, явно подслушивавший, что происходит в соседней комнате, шарахнулся от молодого человека.

- Я обещал, что я тебя не трону, - скривил губы Дэн. – Ты обещал хлеба и одежду. Я жду.

В слабом свете керосиновой лампы некромант нехорошо улыбнулся. У него были плохие зубы. Дэнни увидел, что трупарь младше, чем ему показалось вначале – по голосу он подумал, что некроманту лет пятьдесят. Но ему сорока – и то не было! Прозрачные, безжалостные глаза так и отсвечивали от лампы желтизной.

- Минуточку-минуточку, пять, десять минуточек, добрый господин, я пойду пороюсь в сундуках.

Дэн был слишком слаб, чтобы как следует врезать этому непонятному, странному человеку. С одной стороны – спас, притащил в свой дом и выходил, но с другой – совершенно неясно, для чего старался. Но Дэну Софету не хотелось показывать, что он еле стоит на ногах, а удар его руки не сильнее, чем взмах ночного мотылька. Поэтому он отыскал взглядом низкое кресло и уселся в него.

- Я жду, - сказал он.

Но едва некромант вышел, как Дэнни вскочил и, пошатываясь, обшарил всю комнату. Не найдя в ней еды, он вернулся с лампой туда, где убил кусачую тварь. При свете лампы он заметил, что укушенные места распухли и стали багровыми.

Твари на полу не оказалось. Зато был стол, полка на стене, ларь с хлебом. На полке Дэнни нашёл бутылку с прокисшим молоком и закрытую щербатой тарелкой миску с вареной картошкой. О большем он и мечтать не мог. Давясь, Софет запихивал в рот куски холодной несоленой картошки и чёрствый хлеб, и запивал простоквашей. Вместе с сытостью его тело обретало тяжесть и боль. Болела обожжённая морозом кожа в тех местах, где ещё не омертвела окончательно, болели застуженные органы, болел отвыкший от нормальной еды желудок, болели укусы крысы. В лёгких и горле скребло, словно кто-то прошёлся по ним напильником. Голову ломило, суставы просто кричали о боли. Но к своей боли у Софета по-прежнему был иммунитет.

Когда пришёл некромант, у его ног вертелась чёрная с рыжими подпалинами собака. Умные и злые жёлтые глаза пса  смотрели на доходягу с подозрением.

Некромант втащил в кухню большой узел, кинул Дэну под ноги.

- Забирай, пользуйся моей добротой, - буркнул он. Теперь маг был чем-то серьёзно разозлён.

- Хотел сделать из меня ходячее пособие? – Дэн даже нашёл в себе силы ухмыльнуться. Тут же пожалел – треснула кожа на губах.

- Не твоё дело, что я хотел, - огрызнулся некромант. – Одевайся и проваливай.

У Дэнни при мысли, что надо будет снова выйти на холод, всё внутри вздрагивало и съёживалось, но и оставаться в домишке мага ложи Смерти не хотелось. Здесь всё так и предупреждало об опасности. Подвох мог быть в каждом шаге некроманта.

Стараясь не выпускать мага и собаку из поля зрения, Дэнни сел на пол и стал разбирать вещи. Некромант, видимо, твёрдо решил спровадить своего спасённого: принёс толстые суконные брюки, даже на вид слишком короткие и широкие для Дэна, рубашку, тёплую фуфайку, связанную из коричневой и жёлтой шерсти, огромный бараний тулуп без пуговиц и пояса, в который можно было засунуть три-четыре таких, как Дэнни, и женский пёстрый платок. Изрядно потрёпанные ботинки и к ним две относительно чистые тряпки в качестве портянок – видимо, от сердца оторвал, не иначе. Поэтому они такого цвета – некогда бордовые, но изрядно порыжевшие от времени…

Одежда пованивала. Понятное дело, кладбищенский житель снял её с трупов, и не всегда трупы отличались исключительной свежестью. Но Софет и сам пованивал после тюремной канализации, так что запахи гармонично сочетались и вызывали рвотные позывы. Одевшись, Дэнни не удержался – он еле успел наклониться и подобрать полы тулупа, как его желудок вывернуло наизнанку.

- Гигантский ядовитый щелезуб, - прокомментировал некромант. – Помереть не помрёшь, но помучаешься. Хочешь, дам тебе парочку в запас?

- Так вот о чём ты жалеешь? О том, что яд этой крысы не смертелен? – выдавил Дэн, вытирая рот. Его мутило, шатало, и с каждой секундой сильнее.  – Чтоб тебя Спящий увидел, бесов трупарь!

- А что? Отличный экземпляр, и никто не внакладе, - невозмутимо сказал некромант и кинул на лужу рвоты какое-то тряпьё. – Проваливай, недотруп. Так руки и чешутся проверить на тебе ещё парочку фокусов.

- Но боишься, - изо всех сил стараясь держаться прямо, выдавил Дэн. Боль в желудке стала невыносимой, хотелось сложиться пополам и никогда не разжиматься. – Потому что недотруп может не сдержаться.

Некромант свистнул псу, и Портер оскалил пасть. Видно, маг изрядно поколдовал над породой пса  – клыков у него был полон рот, да и длина пасти впечатляла.  Дэн оскалился в ответ. Но понимая, что сейчас не лучшее время для схватки, распахнул дверь и убрался из негостеприимного дома.

Снаружи уже начало светать. И, хотя стоял такой же холод, Дэну показалось, что стало теплее. Возможно, оттого, что его лихорадило. Он скрутил бабский платок жгутом и завязал его на талии, поплотнее запахнув тулуп. Постояв на пороге несколько секунд, Дэнни уже начал жалеть, что не разобрался с некромантом. Мог бы расправиться и с ним, и с псом, а потом отлежаться в грязноватой хижине.

Но потом сплюнул кисловатой слюной в снег и побрёл напрямик через кладбище. Как бы то ни было, а оно слишком близко к башне Тартуте. Здесь нельзя долго оставаться – и так задержался почти до утра.

Трудно сказать, что придавало сил Дэнни больше – боль, злость или музыка, засевшая в голове. Так или иначе, он шёл. Медленно, пошатываясь, иногда падая, но шёл.

***

Маги-стихийники жили в Тирне отдельной общиной. Община принадлежала к Ордену Теней, но под присмотром Светлых считалась наиболее лояльной к существующей власти. Стихийники возделывали поля, ходили по морю, и за отдельную плату могли предоставить свои услуги двору – к примеру, обеспечить хорошую погоду для пикника или устроить бурю, чтобы отогнать корабли Иртсанских пиратов подальше от водных границ Тирны. Осознавая, чего может добиться особенно могущественный стихийник, особенно при поддержке общины, Светлые маги старались держать ложу под особым контролем.

В поселение Моро на берегу моря, находящееся в двух сотнях миль от основанного стихийниками города, ясным морозным днём постучался незнакомец. Часовые содрогнулись от увиденного. Перед ними были человеческие обломки – и не более того. Поселение походило на крепость, огороженную высокой и крепкой стеной от всего мира, и ворота, тяжёлые, массивные, приоткрылись лишь слегка. Часовые, вышедшие на стук из ворот, вынуждены были подхватить гостя, чтобы он не свалился замертво.

- Кто ты такой? – спросил один из дозорных.

- Зачем ты пришёл? – спросил другой.

- Мою мать звали Алеста Дания Моро, - сказали обломки человека на языке Тирны. Рука, иссохшая и слабая, вывела в воздухе слабо вспыхнувший знак общины погодников.

Так в  Моро узнали о смерти отлученки. Часовые не желали впускать незваного гостя. Когда он опустился на колени, они поволокли его прочь. Но их остановил старик в широкой шляпе, находившийся неподалёку среди уборщиков снега.

- Пусть хотя бы придёт в себя и расскажет нам об Алесте. Если она умерла хорошо – это будет означать, что Спящий принял её и простил измену своей общине. Если умерла плохо – это будет уроком молодым людям, которые рвутся отсюда к лучшей жизни, - сказал старик.

- Да, Кормчий Моро, - поклонился один из часовых, а двое других взяли сына Алесты Дании за руки и потащили волоком по расчищенной дорожке к главному дому.

О том, что поселение на берегу моря находится под присмотром Ордена Отражений, Дэн никогда ничего не слышал. Мать редко рассказывала о своей общине. Дэнни просто хотел попросить приюта у родных матери. Тем более что поселение находилось гораздо ближе к тюрьме, чем его собственный дом в Азельме.

Он постучал в крепкие ворота поселка-крепости под названием Моро спустя шесть дней после бегства. Одежда, полученная от некроманта, и щелезуб, науськанный им, спасли Дэнни жизнь. Каковы бы ни были цели у грязного трупаря – Дэн Софет мысленно благодарил его. Самые свои серьёзные повреждения он уже исцелил – только укусы ядовитого щелезуба ещё гноились да продолжала облезать кожа с лица, рук и ног. Но то, что сами ноги, особенно отмороженные пальцы, не почернели и не отвалились, было большим достижением. Дэнни прятался от людей и мог рассчитывать лишь на свою боль и на свои силы. Никакого зверья по дороге он не встречал, а птиц ловить не умел. Питался он лишь тем, что украл в маленькой деревушке, встретившейся по пути – сухим горохом и промороженным свиным салом, от которого с трудом отгрызал твёрдые и одновременно скользкие куски. Он даже не думал, что может с помощью магии сделать  эту еду более удобоваримой. Грубо говоря, Дэнни вообще почти не думал. Он вложил все оставшиеся силы в то, чтобы выжить и дойти до Моро.

Мать считалась в своей общине отщепенкой, ибо вышла замуж по любви, а не по выбору главы поселения. Когда она ушла, её имя открыли всему сообществу, и пути назад у неё не было. Но то, что её сын пришёл в общину, кормчий счёл хорошим знаком. Женщина ушла – но женщина не столь важна, как мужчина, особенно – маг. Так рассуждал глава поселения-крепости, где все носили имя Моро и присовокуплённые к нему прозвища. Выложив Дэну свои соображения и чаяния, Кормчий Моро ждал возможных возражений или согласия, но молодой человек ответил:

- Мне нужно временное укрытие, чтобы восстановиться. Потом я подумаю.

- Пока ты здесь, нам надо тебя как-то звать, - осторожно намекнул Моро.

- Я Чёрный Скрипач. Не уверен, что это имя не принесёт вам бед.

Тогда Кормчий сообщил, что крепость Моро находится под патронатом Ордена Отражений. Здесь гордились тем, что называют вещи своими именами. Кормчий слышал о прозвище Дэна и согласился, что носить его негоже.

- Чем ты занимался в миру, кроме музыки?

- Я маг ложи Боли, - признался Дэнни.

- Не было ли у тебя занятий…попроще?

- Никаких, кормчий Моро, - покачал головой Дэн Софет. – Но я готов делать любую работу здесь. Маги Боли – не только убийцы и палачи, но и лекари. Есть ли у вас врачеватели?

- У нас не принято исцелять данные Спящим болести, разве что помогать и утешать болящих. Есть повивалка, -  тут Моро почему-то хмыкнул. – Утешителя же, кроме меня, не нашлось.

- Тогда я согласен быть Утешителем Моро, - промолвил Дэн. – Утешать болящих сейчас самое занятие для меня.

Кормчий смерил глазами истощённого, обглоданного горестями и морозом человека, почерневшего, с воспалёнными глазами и трясущимися руками. Затем кивнул и позвал женщин.

Спустя час отмытый, одетый в чистое, Дэнни спал в тёплой постели гостевого дома, обычно пустовавшего – здесь останавливались разве что стихийники из других поселений.

Крепость Моро жила непривычной для Дэна жизнью. Маги, с которыми он был когда-либо знаком, никогда не занимались простым трудом. Маги предпочитали не работать вовсе или зарабатывать с помощью волшебства. В крайнем случае, как, например, делала семья Дэна, занимались искусством или преподаванием. Но здесь работали все, от мала до велика, и Дэн Софет не видел, чтобы люди при этом использовали магию! Убирать снег полагалось лопатами, чистить и резать овощи – ножами, варить в котлах на огне. Стихийники не использовали магию на виду у всех и никак не пытались облегчить себе даже самые сложные задачи с помощью волшебства. Эмоционально стихийники вели себя так же просто. Здесь не старались развиваться в эмоциональном плане, заниматься своим развитием, читать и слушать музыку исключительно ради роста или углубления чувств. Всё это мало заботило стихийников.

Но Дэну такой покой не пришёлся по душе. Кормчий сказал правду – исцеление болезней тут отдавалось на волю судьбы. Сильные и здоровые выживали, больные умирали – кто в благости, а кто и в страшных мучениях. Вот мучений-то, разумеется, не своих, а чужих, Дэнни и искал. Обходя поселение, он поначалу удивлялся, куда попрятались совсем уж немощные и дряхлые старики, но в конце концов смирился, что их попросту нет. Вполне возможно, их куда-то отселяли, чтобы не смущали своими болячками остальных – никто на этот вопрос Дэну прямо не отвечал. Худой, болезненного вида чужак не вызывал у людей доверия, тем более, когда подходил с предложениями о помощи. Плохой из него был Утешитель Моро – потому что в его утешениях никто не нуждался.

Прожив в Моро три дня, Дэнни почувствовал себя совсем скверно. Он не только не восстановился, ему стало хуже. Почти всё, что он съедал, выходило наружу с рвотой, головные боли начинались с утра, к вечеру достигая пика, и неровный, не крепкий сон с резкими пробуждениями не давал успокоить нервы. Сначала Дэн думал о щелезубе, но его укусы уже зажили, а яд наверняка весь вышел из организма. Потом он понял – ему не хватает боли, чужой боли. Без неё он никогда не придёт в норму.

Наконец, Дэну повезло – на четвёртый день молодой Работяга Моро рубил мёрзлое мясо и попал себе топором по ноге. Мальчишка лет тринадцати пытался сам себе остановить кровь, перетянув ногу ремнём выше колена, но у него ничего не получилось. Он спрятался, боясь наказания за неловкость, и если бы Дэн не искал так старательно чьей-то боли, то парень истёк бы кровью. Она пропитывала повязку за повязкой, и ремень никак не помогал. Дэнни нашёл мальчишку в сарае за продуктовым складом. Всюду были пятна крови. При виде раны Дэнни  повело – пришлось сесть рядом с пареньком, чтобы прошла хотя бы темень в глазах.

Мальчишка если и видел Софета, то есть Утешителя Моро, то разве что мельком, и испугался лица с потемневшей, облезающей кожей и страшной худобы. Забившись в угол сарая, рукой зажимая рану на голени, мальчик трясся от ужаса.

Его эмоции оказались на редкость сильными. В этом поселении правила сдержанность, и даже если людям было больно – они старательно это скрывали. Мальчишка же и не старался сдерживаться. По его грязноватому лицу текли слёзы, окровавленные пальцы вздрагивали.

- Боишься? – спросил Дэн.

Всхлипывая, парнишка кивнул.

- Это хорошо. Бойся. Я сейчас буду делать больно. Недолго. Это поможет тебе…

«И мне», - подумал Дэнни.

Штанину пришлось разорвать, даже разрезать оказалось нечем. Рана была серьёзная, глубокая, топор распорол и вены, и артерии. Пытаться зажимать это рукой было всё равно, что останавливать ветер лбом. Дэнни сорвал с ноги ремень. Затем глубоко вздохнул и положил руки одну выше, а вторую ниже раны. Мальчишка взвизгнул и дёрнулся. Дэн сжал зубы и, окрылённый чужой болью, полный ею, пьяный ею, сжал пальцы на худой, скользкой от крови ноге.

- Тише-тише, - еле смог сказать он. – Сейчас пройдёт.

Ему хотелось не просто вобрать в себя как можно больше эмоций мальчишки – хотелось углубить рану, задев кость, врубаться в тело жертвы топором, рвать руками.  Но он просто забрал ровно столько, чтобы умерить боль парнишки. Светлый бы разделил боль пополам, и часть непременно выпустил бы в эфир. Тёмный забрал бы всё без остатка и использовал по назначению. Но истинный целитель, маг ложи Боли, если хочет, чтобы рана зажила хорошо, возьмёт ровно столько, сколько надо, а остальное оставит больному, чтобы его тело не разучилось справляться с недугами, а эмоции не истощились бы.

Дэнни провёл окровавленными пальцами прямо по ране. Она стала срастаться как бы нехотя, затягивалась медленно, и процесс был для пациента весьма ощутимым. Мальчишка ёрзал, извивался, шипел сквозь зубы, поскуливал, как щенок. Раз-другой Дэн нетерпеливо дёргал локтем, когда мальчик слишком мешал ему.

Наконец, Софет счёл дело сделанным. Нога мальчишки выглядела воспалённой, и рубец получился грубым, распухшим. Паренёк изо всех сил старался не рухнуть в обморок. Но зато сам Дэн чувствовал себя прекрасно.

- Ну, что сидишь? – грубовато сказал он мальчишке. – Иди к матери, пусть даст тебе горячего бульона и глоток красного вина.

Мальчик встал, с опаской ступая на раненую ногу. Дэнни и сам с интересом на неё смотрел – никогда не залечивал серьёзных ран. Мальчонка прихрамывал, но не сильно.

- Болит? – спросил Дэн настороженно. Он не слышал боли, но вдруг чувства подводят его?

- Чуть-чуть, - прошептал пациент и вышел из сарая, спотыкаясь и суетясь.

Дэну осталось сидеть на тюке с колючей соломой да смотреть на толстую свиную ляжку и валяющийся поодаль топор. Зачем эти недоумки послали такого неуклюжего мальца рубить замерзшее мясо? Распределение работ и профессий вызывали у него недоумение.

В гостевом доме никого не оказалось, печь, нетопленная с утра, успела остыть. В комнатах ещё хранилось достаточно тепла, но Дэна слегка знобило. Он не стал тратить время на розжиг и растопку печи, а воспользовался магией – всего-то и дел, что заставить дрова улечься как положено, да поджечь. Для этого не хотелось утруждаться. Огонь бодро загудел в печи, погнал горячую воду по трубам. Почему, подумав про обогрев, стихийники не позаботились о том, чтобы сделать нормальную ванную комнату? Тут же, в просторной кухне, недалеко от печи стояла большая кадка для мытья. Женщины грели воду на плите в несколько заходов и наливали в кадку. Это казалось Дэнни глупым. Сейчас ему  просто необходимо было вымыться, а горячая вода была лишь в системе отопления дома. Что, если попробовать разъединить трубы, отлить горячей воды в кадку и потом соединить трубы обратно? Дэнни щёлкнул пальцами. Труба на стене, рядом с кадкой, лопнула. Дэн попытался направить в ванну  струю горячей воды, но та била слишком сильно и обдала молодого человека брызгами. Вода лилась на расстоянии ладони от кадки, заливая пол. Зашипев, Дэн Софет шарахнулся подальше от трубы, потерял над ней контроль, и струи воды стали заливать кухню. С трудом совладав с трубой, Дэнни вернул её на место, но в месте соединения просачивались горячие капли. Надо было как-то получше соединить края лопнутой им трубы.

Дэн старался придать металлу былую целостность, но ему не хватало знаний для завершения процесса. За этим занятием его и застал Кормчий Моро, без стука вошедший в дом.

Ему хватило одного лишь взгляда, чтобы горячая вода оказалась в кадке, а труба запаялась сама собой.

- Мы не используем магию там, где можно обойтись своими силами, - сказал Кормчий Моро спокойно.

- Я это уже заметил, - снимая мокрые ботинки, буркнул Софет. Он наклонился над кадкой и с шумом мыл в грязноватой воде окровавленные руки.

- Ты не привык работать с силами природы, - наблюдая за ним, произнёс Кормчий Моро. – Если захочешь остаться, сын Алесты Дании, то со временем научишься.

- Водопровод – сила природы, - изрёк Софет. – Железная труба – представитель величайшей стихии!

- Эмоциональная магия – удел женщин, - кормчий усмехнулся. – Настоящий стихийник не зависит от настроения, своего или чужого.

С секунду Дэнни глядел прямо перед собой, мыльная грязная вода стекала с его рук. Потом он распрямился и встряхнул пальцами, слабо улыбаясь своим мыслям.

- Так я могу остаться? – спросил он.

В крепости Моро не хватало развлечений. По вечерам в общем доме иногда устраивались посиделки, но туда в основном ходили женщины и девушки. Парни, как голодные волчата, крутились на крыльце и в сенях общего дома, но сидеть подле девушек, курить трубки и слушать песни да сказки означало среди юнцов проявлять непростительную расслабленность и излишний интерес к противоположному полу. Мужчины постарше относились к посиделкам снисходительно, но посещали нечасто. Поэтому само собой сложилось такое положение дел, что посиделки считались «женским» занятием. В доме горел яркий свет, женщины мудрые и рожавшие вязали или вышивали, а молодые-незамужние хихикали, по двое-трое то и дело выбегали в сени или на крыльцо, а потом, не пробыв там и минуты, заскакивали в большой зал и с звонким смехом падали на скамьи. «Тереться» среди парней больше минуты считалось ужасно неприличным. Вот и все развлечения, да и те – раза два в месяц. По большим праздникам люди Моро сидели с семьями дома и вместе не собирались.

После случая с раненым мальчишкой Софет побывал на одном из таких вечеров, понаблюдал за поведением жителей Моро. Он зашёл в общий зал, смутив и возмутив женское население крепости. Отчасти причиной тому была внешность Дэна – он по-прежнему выглядел если не умирающим, то смертельно больным. Проведя разведку, Дэнни остался доволен результатом. До ночи Долгого сна оставалось чуть больше трёх недель, и у него было время на генеральную репетицию.

Оставалось лишь дождаться удобного случая, но Дэнни не любил выжидать. Действовать было куда интереснее. В гостевой дом, мыть-стирать-убирать женщин отряжали через день, чаще всего, разумеется, замужних и не самых привлекательных, но выбирать он не стал. Едва Полоскунья и Швея Моро пришли в гостевой дом, Дэн принялся действовать.

Их встретили чистые, тщательно убранные комнаты, выстиранное, сушащееся на верёвке возле дома бельё и горячий чай в аккуратной кухне.

- Отдохните, дамы, - стараясь держаться за спинами женщин, поближе к плите, предложил Дэнни. – Нечасто вам приходится бездельничать!

Полоскунья, женщина за сорок, крепкая и толстоногая, с удовольствием приняла приглашение, но Швея – та, что помоложе и пошустрее, - только рассмеялась.

- Ах, Утешитель! Тебе бы всё бездельничать!

- Ну, не всё, - Дэн взял женщину под локоток и усадил её на стул. От него не укрылось, как Швея Моро повела курносым носиком, когда поглядела на руку, где до сих пор как следует не зажили укусы хищной твари из дома некроманта. Воспалённые, сочащиеся сукровицей шрамы выглядели ужасно. Но Дэн не мог позволить себе надеть перчатки. Ему нужно было почувствовать Боль.

Он и почувствовал – как у Швеи ноют плечи и шея, как болят суставы рук. Долгое сидение за швейной машинкой, нудная домашняя работа, а ещё – тянущие рубцы на плохо зажившем ожоге между большим и указательным пальцем левой руки…  Ничего слишком серьёзного, ничего такого, чтобы часто обращать внимания, но – всё же то была боль.

- У меня своя работа, - продолжил Дэн, предлагая женщинам поджаренный хлеб с маслом и вареньем.

- Конечно, - хохотнула Полоскунья. – Говорят, ты музыкантом был? Самое безделье и есть. Знай трынькай себе, горя не знай.

Дэн печально вздохнул.

- А есть ли у вас музыканты? – спросил он.

- Был один – Дудочник Моро, - ответила Швея. – Утонул этим летом. А как-то ещё приезжал из города один. На скрипке играл. То-то весело тогда было, а, Полоскунья?

Полоскунья кивнула, с шумом втягивая горячий чай.

- Было дело, - сказала она. – А так-то, парень, мы сами себе поём. Вот и вся музыка.

Дэн Софет прошёл мимо неё к плите, споткнулся о скамью, и, чтобы удержаться, схватился за полное тёплое плечо Полоскуньи. Та взвизгнула, но не отшатнулась, а мелко расхохоталась.

- Эх ты, худоба, ишь, ноги тебя не держат, - сказала она, смеясь. – Сядь сам-то, не мельтеши.

У Полоскуньи с болью имелись свои счёты. Дэнни только диву давался, как она может смеяться – он бы на её месте корчился и стонал. У него занемели пальцы и перехватило горло, едва он получил лишь представление о её «болячках». Застуженные женские органы, давний, плохо сросшийся перелом щиколотки, с позвоночником просто беда. А как у неё болела голова!

Отлично. Просто отлично.

- Так, значит, если я вам тут танцы устрою – будет весело? – уточнил Дэнни, садясь достаточно близко к Полоскунье, чтобы задевать бедром её бедро.

Та слегка отодвинулась. Но ответила добродушно:

- А как же. Молодые, те просто счастливы будут! А ты на чём играть-то собрался? Что-то в твоих тряпках мы никаких инструментов-то не приметили, - Полоскунья захохотала во всё горло. – Разве что в тех, что на тебе были надеты… И тот был совсем печальный!

Да, пожалуй, дело сделано – всегдашняя сдавленная сдержанность побеждена. Трудно постоянно держать себя в руках. Эмоции должны находить выход. Дэнни, как раз вынужденный вести себя как можно тише и незаметнее, сдержанно улыбнулся и посмотрел на Швею. Ту шутки подруги не удивляли, но и не сильно смешили.

- Ты совсем не поправился за эти дни, - сказала она. – И руки… Хочешь, приготовлю тебе мазь? Она хорошая, всё лечит. Такими руками играть нельзя… А скрипка у  Чинильщика Моро в кладовке лежит, я видела.

Дэн позволил себе заглянуть в глаза Швее. Всё-таки начнёт он с неё.

- Хочу, - сказал он коротко. – Приноси свою мазь.

Полоскунья, всё хохотавшая над своей остротой, наконец, успокоилась.

- Ох, ну и умора, - сказала она. – Пойдём мы со Швеёй, пожалуй. А то будет нам от Кормчего! А ты, Утешальщик, давай, кушай побольше, а то смотреть жалко. Уж если мы, бабы, еле на тебя глядим, то молоденькие и вовсе отворачиваются.

Это было грустной правдой.

- Договорились, эна Полоскунья, - Софет встал со скамьи и как мог изящно поклонился. – Буду кушать, чтобы вам с эной Швеёй было на что приятно посмотреть.

Полоскунья Моро снова рассмеялась, и на этот раз Швея вторила ей.

Скрипка, валявшаяся в кладовой Чинильщика Моро, оказалась ученическим инструментом с треснувшей обечайкой, никуда не годными струнами и без смычка. Что ж, всего сразу не получить. Софет завернул инструмент в чистую тряпицу и забрал с собой. Так, со скрипкой под мышкой, его и встретила на улице Швея Моро.

- Доброго дня, эна Швея, - Дэн предложил женщине взять его под локоть, но она сделала такое паническое движение в сторону, что едва не рухнула в сугроб.

- Понимаю, - Дэнни сунул руки в карманы тёплой куртки. Здешние жители снабдили его всей необходимой одеждой – ношеной, но по крайней мере чистой, не то что кладбищенские трофеи. – Извини.

Швея пожала плечами и сунула ему в руки склянку.

- Держи. Мажь утром и перед сном.

Дэнни взял склянку, стараясь не касаться при этом руки Швеи.

- Может, покажешь мне, как мазать? – спросил он.

- На морозе-то?

- Можно и в тепле, - пожал плечами Софет. Но Швея Моро так отчаянно замотала головой, а потом так поспешно убежала, что он только и успел, что усмехнуться.

Брезгует? Или всё-таки нет?

Сунув склянку в карман, Дэн Софет продолжил путь к гостевому дому. Там его уже поджидал Кормчий Моро.

- Где тебя носит? – спросил он. В его голосе не было и намёка на раздражение. Дэн полагал, что это ещё и потому, что Кормчий прекрасно знает о каждом его шаге.

Софет положил на чистый кухонный стол завёрнутую в тряпье скрипку, затем нашарил в кармане мазь, но вынимать передумал. Ему не хотелось комментариев кормчего.

- Я пришёл дать тебе первый урок, - на этот раз от интонации главы крепости Моро Софету захотелось втянуть голову в плечи. – Ты готов?

- А это требует какой-то особой готовности? – уточнил Дэнни. – Очистить мысли, освободиться от эмоций?

- Это требует внимания, - не поддержал весёлости кормчий. – Я как учитель претендую на него в полной мере.

Дэн в некотором изумлении смотрел на этого человека. Лет шестидесяти, коренастый, с коротким, будто обрубленным носом, круглым подбородком и светлыми, словно на солнце выгоревшими глазами. Волос на голове почти нет, а те, что есть, совсем седые. Пальцы на руках короткие, мощные. Кормчий походил на кряжистый низкорослый дуб и потому производил впечатление негибкого, консервативно настроенного человека. Дэну, привыкшему к тому, что магия – процесс творческий, сложно было осознать, что Кормчий Моро тоже маг, более опытный, мудрый и сильный.

- Детям в твоём возрасте непросто усидеть на месте и держать сосредоточенность достаточно долго, - начал Моро.

- Мне же не пять лет, - засмеялся Дэн.

- Вот видишь, - очень мягко заметил Моро. – Ты уже перебиваешь и не слушаешь. Достаточно долго – значит не минуту и не час. Иногда маг-стихийник пребывает в трансе, и знаешь, сколько времени он может потратить на управление природой?

Дэнни старательно выдержал паузу, и предположил:

- Шесть часов?

- Сутки и даже более.

- А как же естественные потребности… ну… поесть, попить, по…

- Без «по».

- Сутки без «по»? В трансе? А если кто-то нападёт в это время?

- На стихийника? Ха!

Дэн Софет покачал головой. В момент краткого сна или долгого транса любой волшебник крайне уязвим. Но про стихийников он знал очень мало. Может, они обладали какими-то особенными способностями?

- Ты всё узнаешь. Теперь давай поговорим об эмоциях. Ты привык черпать силы в своих чувствах, а если этого мало – брать чужие. В особые моменты ты находишься в неконтролируемом или плохо контролируемом состоянии – аффекте. Всё так?

- Всё так, - подтвердил Дэнни.

- Стихийнику не надо ничего ниоткуда черпать, - махнул рукой Кормчий Моро. – Напротив. Мы учимся у природе бесстрастию. Есть ли настроение у ветра или у воды?

Софет слушал лекцию кормчего молча. Целый час. Но мнение о том, что у стихий нет эмоций, так и не принял. Природа для него была музыкальна, а музыки без души не бывает. А раз есть душа – есть и чувства.

Когда Моро ушёл, Дэнни размотал тряпку и взял скрипку в руки. Она походила на больного ребёнка и вызывала у молодого мага горечь и жалость. Скорее всего, болезнь скрипки была безнадёжна – лак с неё облезал, местами на задней деке проступили чёрные пятна древесной гнили. У Дэнни не было ни смычка, ни струн, а делать их он не умел. Он мог разве что пожалеть скрипку, подержать на руках, укачивая, провести пальцем по старым струнам, слушая их шёпот.

Какую мелодию он сыграл бы первой, если б мог? Наверное, тихую и горестную, полную одиночества и тоски. Дэнни прижал скрипку к груди, убаюкивая, и вдруг зазвучала музыка. Очень тихо, прозрачно и призрачно. Скрипка плакала и вздыхала вместе с ним. Дэн Софет стоял нею в руке и смотрел за окно, на козырёк снега, свисавший с крыши сарая, и музыка постепенно становилась громче. К ней присоединилось лёгкое постукивание тающего снега по карнизу окна. В Моро пришла оттепель. Валторной завыл в печной трубе южный ветер, засвистел флейтой сквозняк, пробравшийся в поддверную щель.

Ещё не осознав, что происходит, Дэн вздрогнул, и музыка смолкла. Безмолвная скрипка, неживая, лежала в его руках.

Дэнни положил её на стол. Бережно укрыл чистой тряпочкой. Суконная куртка, висящая рядом на стуле, тяжело сползла на пол, и поднимая её, Дэн нащупал в кармане позабытую склянку Швеи. Мазь пахла неприятно и резко, и скрипач с осторожностью колупнул её пальцем. Собрался нанести слой на шрамы левой руки и обнаружил, что кожа уже выглядит куда более чистой и гладкой, чем раньше. Подживающие шрамы больше не были такими воспалёнными. Дэн рассеянно помазал их и пошёл искать зеркало. Не нашёл.

Уже темнело, когда стихла капель. Оттепель закончилась. Прозрачный воздух медленно наливался синевой, в небе уже не оставалось ни облачка. Зажглась первая, робкая, бледная звезда, хорошо видная из окна спальни гостевого дома. Дэнни лёг прямо поверх покрывала, не снимая одежды, закинул руки за голову. В дрёме ему послышался тихий стук в дверь, но он не пошевелился.

Спустя некоторое время стук повторился – лёгкие звуки, чуть громче царапанья мыши под полом. Дэн Софет вскочил с кровати, босиком подошёл через комнату и кухню, отворил дверь. На пороге стояла Швея Моро, перебирая руками край накидки. Глаза у неё были круглые и испуганные. Светло-русые волосы возле висков покрылись инеем, как сединой, и ресницы тоже. Дэн молча посторонился, пропуская женщину в дом. Швея от робости еле двигалась, и через два-три шага буквально рухнула в объятия Софета.

У неё были восхитительные волосы – светлые, мягкие, словно кошачья шёрстка, пахнущие ромашкой. И огромные, полные звёздного света серые глаза. Белая кожа с еле заметными веснушками на переносице. Мягкие губы и лёгкое дыхание с запахом яблок. Дэн не имел понятия, сколько Швее лет и замужем ли она, но спрашивать не стал. Швея оказалась легче, чем ему представлялось, он и сам не заметил, как отнёс женщину в кровать, сбросив с неё по дороге тяжёлую суконную накидку и плотный коричневый фартук-платье. Нижнее платье, мышиного цвета, Дэнни расстёгивал уже в постели, постепенно безумея от множества пуговиц и крючков.

В окно без занавесок била наглая, широкомордая луна. В её ярком свете и без свечей всё было отлично видно. И то, что видел Дэн, он считал прекрасным. Швея Моро смущалась, стеснялась и боялась, что делало её ещё соблазнительней.

Сгоряча Дэнни слишком сильно обнял женщину, и она тихо вскрикнула. Дэн в лёгкой растерянности приостановился и посмотрел на Швею иначе, чем секунду назад.

Боль может быть и такой. Музыка… музыка может быть и такой тоже.

Швея прижалась к Дэну сама, похоже, ища этой сладостной боли вместе с ним. У него перехватило дыхание.

В дверь снова раздался стук. На этот раз – громкий и наглый. Швея панически схватила платье, прикрываясь им и в ужасе сверкая глазами. Дэнни отшвырнул платье на пол и сжал её сведённые напряжением хрупкие плечи, заставляя женщину прильнуть к себе, но стук повторился.

- Не…

- Не обращай внимания, - прошептал Дэн Софет.

- Кого ты ждёшь? – тоже шёпотом спросила Швея.

- Никого. А ты? Кто-то шёл за тобой?

- Я вдова, у меня никого нет, - пролепетала Швея.

Вот и выяснилось хотя бы что-то.

Снова стук. И на этот раз ещё голос:

- Эй, Утешальщик! – громкий, якобы приглушённый и оттого довольно противный. Дэн узнал его. – Открой же!

- Это Полоскунья, - сказал он и нервно засмеялся.

- Что ей надо?

- Не знаю, - Дэн полагал, что знает. Но об этом лучше не говорить Швее.

- Спишь, что ли? – стало слышно, как дверь толкнули. – Эх, Утешальщик!

Скрип снега удалялся. Полоскунья уходила. Дэн обнял Швею, но момент был утерян. Женщина словно протрезвела, пришла в себя.

Она аккуратно выдернула из-под Дэнни нижнюю рубашку и отгородилась от него, как занавеской. Он прижал Швею к себе ещё раз, но теперь, когда она держала рубашку, в его грудь упёрлись маленькие твёрдые кулачки.

С огромным сожалением Дэнни ослабил объятия.

- Ты можешь остаться, - сказал он, понимая, что Швея сейчас ускользнёт.

- Я могу уйти? – робко спросила женщина в ответ.

- Только если скажешь, что придёшь ещё.

Софет отпустил её плечи, пересел на край кровати, давая ей иллюзию выбора.

- Приду, - низко опустив голову, подтвердила Швея.

Она оделась. Дэн Софет помог ей надеть накидку и отворил перед ней дверь. Швея робко провела по его щеке тёплой ладонью. Софет поцеловал Швею в губы – отрывисто, коротко. И слегка оттолкнул её, спеша захлопнуть дверь.

Дэнни ощущал себя одновременно опустошённым и переполненным. Он планировал что-то подобное, но не думал, что события сложатся именно так. Рассудив, что сейчас уже ничего не изменить, решив, что продолжать действительно стоит, он вернулся в спальню, уткнулся лицом в подушку, пахнущую яблоками и ромашкой, и сразу уснул.

Наутро по поселению Моро поползли слухи о готовящихся танцах в общем доме. Дескать, у Утешальщика и музыка есть! Это вызвало в крепости такое волнение, что и молодые люди не удержались в выражении эмоций! Но Дэну восторженное ожидание не годилось – ему было нужно что-нибудь посильнее, повесомее. Когда к нему каждую минуту стали забегать девушки, молодые ребята и дети, он собрал нескольких наиболее шустрых из них и велел всем рассказать, что танцы состоятся. И назначил время – завтра вечером, когда начнёт темнеть.

Общий дом представлял собой большую избу с единственной комнатой и просторными сенями. Он неплохо отапливался, но всё равно там было прохладно. Дэн рассчитывал лишь на то, что когда наберётся достаточно много людей, станет гораздо теплее. Пока же у него мёрзли пальцы на руках и ногах. Поскольку они были отморожены, и достаточно недавно, от малейшего холода Дэн начинал испытывать сначала зуд, а затем сильную боль там, где мороз оставил свои следы.

Чтобы не вызывать лишних вопросов, Дэнни взял с собой скрипку и наспех сооружённый смычок, точнее его слабое подобие. Немного чар – и инструмент стал выглядеть как подобает, но всё это была лишь иллюзия.

Народу в большой зал общего дома набилось видимо-невидимо. Дэн на глаз не мог определить количество, но ему показалось, что девушек и парней пришло больше полусотни. Вдоль стен стояли скамьи, но почти никто не хотел сидеть. Небо за окнами стало тёмно-синим, замерцали первые, еле заметные звёзды. Пора было начинать. Дэн Софет поискал взглядом Швею, но так её и не увидел.

Танцы начались с развесёлой плясовой, и пошло-поехало. Стучали об пол каблуки, прихлопывали ладоши, звучали смех и взвизги. Дэнни старался изо всех сил. Общий дом наполнялся эйфорией множества юных и не очень юных людей. Но это снова было не то, не то, не то! Дэн жаждал другого. Его временем должно было стать окончание танцев, когда он заиграет нечто драматическое, печальное, когда скрипка запоёт навзрыд, заставляя людей плакать.

Танцующие начали уставать и выдыхаться нескоро. Заметив спад настроения, Дэнни опустил скрипку и предложил девушкам спеть что-нибудь. Они завели шуточную, задорную песню, под которую следовало притопывать и прихлопывать, и зал и прихлопывал, и притопывал, да ещё как! Ритм был просто великолепный, люди не просто слушали и двигались в такт – они дышали вместе, как единый организм. Дэн улыбнулся и попросил песню более протяжную, чтобы все могли отдышаться. Одна из девушек завела «А вечером прилив…» чистым, высоким голосом. Этого момента Дэнни и ждал. Его скрипка заиграла, подлаживаясь под душевный мотив, и весь зал подхватил песню – молодые, сильные голоса, в основном, конечно, девичьи. Парни почти не подпевали, но с их эмоциональной зажатостью Дэну они вовсе не были интересны.

К концу вечеринки Софет чувствовал себя пьяным, а танцоры и певицы – уставшими и вымотанными.

Дэн выходил из общего дома последним, когда там уже никого не оставалось. Он погасил все свечи и ещё немного постоял в темноте, ощущая, как его мотает из стороны в сторону. В нём бурлили чужие эмоции, накатывали волнами, согревали и учащали сердцебиение.

Если бы всё это можно было ещё и сохранить! И, конечно, преумножить. Тогда лишь останется покинуть это гостеприимное поселение и найти Кора Тэллина. Дэн очень хотел найти Кора Тэллина – тому следовало заплатить за происшествие в летней резиденции. За унижение Дэнни, за грандиозный провал Дэнни, за то, что Дэнни убил молодую женщину вместо старого негодяя.

«А потом придёт очередь встретиться с Чезаре!» - думал Дэн Софет. Но о Чезаре Розе ему думалось совсем с другим чувством. Кор Тэллин – враг, он с самого начала был врагом, ещё до того, как Дэну выпал случай узнать его. С той поры, как Гуди уговорами и магией заставил десятилетнего Дэнни убить короля, с той поры, как Дэн обнаружил, что брат безнадёжно болен идеями ложи Смуты. С той поры, как Софету пришлось убить ради брата нескольких Светлых, а потом запытать Гуди насмерть. Вина за эти преступления определённо лежала на Коре Тэллине. Но Чезаре Роз несколько лет поддерживал и защищал Софета. Он являлся его учителем и покровителем. Он кормил и воспитывал. А потом предал. Из-за Кора Тэллина Дэнни стал сильнее и холоднее разумом, а из-за Чезаре Роза претерпел страшные мучения. Но Тэллина он определённо жаждал лишить жизни, а Роза? У Дэна не было ответа на этот вопрос.

Дэн Софет закрыл общий дом и медленно пошёл к себе. В гостевом доме ему показалось пусто и неуютно. Жаль, что он так и не увидел Швею сегодня – она бы сейчас вошла сюда вместе с ним и наверняка захотела бы остаться. А если нет, то на этот раз он заставил бы её, удержал, даже если пришлось бы удерживать силой. Зря он отпустил её тогда...

Швея за целую неделю так ни разу и не посетила гостевой дом. Дэнни не видел её с того самого вечера. К нему постоянно заходили другие женщины, Полоскунья – та могла и дважды в день забежать за каким-нибудь очень важным делом! Но Швея Моро не появлялась. Спрашивать о ней Полоскунью ему почему-то не хотелось.

В конце недели пришли две женщины, и обе назвались Швеями Моро!

- А где та, другая Швея? – не выдержал Дэн. – Она приходила сюда несколько раз.

Женщины переглянулись.

- В крепости Моро не меньше дюжины Швей, - сказала одна, приземистая, коротконогая. – Которая к тебе приходила-то?

- Светлые волосы, невысокая, - с запинкой принялся перечислять Дэн, - она ещё сказала, что вдова.

Женщины переглянулись.

- Может быть, это Шей-да-пори? – спросила коротконогая Швея.

- Или Кривоножка, - хихикнула  её подружка, лет пятидесяти, сухощавая и длинноносая.

Дэн хотел сказать, что ноги у Швеи как раз стройные, но вовремя одумался.

- Нет, это Смерть-Швея, - предположила первая. – Та, у которой муж помер и брат.

- Или Затворница!

Дэнни и не предполагал, что в поселении столько Швей и при этом половина из них – со светлыми волосами и вдовы!

В дом, подобно снежному кому, вкатилась Полоскунья, и обе Швеи, посмеиваясь, ушли.

- А ты малость похорошел за последнее время, - ставя на плиту чайник и выкладывая из корзинки сладкие булочки, сказала Полоскунья. – Даже с лица стал ничего. Славно я тебя откормила! У меня мужик, правда, раза в два плотнее будет.

Дэн вежливо отказался от булочек. Глотая горячий чай, как лекарство, он смотрел, как вертится в кухне, хозяйничает Полоскунья. Полная, пышущая здоровым жаром, она походила на печку с ножками. Управившись с мелкими делами, женщина села рядом с Дэнни и прижалась к нему крепким боком.

- Не скучаешь по своей-то подружке? А? А то, ежели скучаешь, я тебе вместо неё постель согрею, - сказала она вдруг.

Дэн Софет ожидал чего-то подобного, но всё равно чуть не спрыгнул со скамьи. Однако не отодвинулся от Полоскуньи ни на волос. Наоборот – немного подвинулся к ней и сказал задушевным голосом:

- А с чего ты взяла, что скучаю?

- Ну так ведь нет её, не приходит с того-то раза! Или не угодил?

Дэнни обхватил Полоскунью за полную талию и как мог ласково спросил:

- А тебе что за интерес?

Его пальцы сами собой сдавили мягкий бок женщины, впились в неё, причиняя боль – пока небольшую. Такую, которую можно ещё принять за дружеский щипок. Но и за предупреждение тоже.

Полоскунья попыталась отодвинуться, но Дэн её не пустил.

- Где она живёт? – спросил он.

- Пусти, бес, - горячо заговорила женщина. – Я ж по-хорошему предложила, а ты вон как!

- Где она живёт?! Говори!

Дэн снова ощущал её болячки – по сравнению с ними, застарелыми и запущенными, щипок за бок ничего не значил. Полоскунья зашипела от боли, когда Дэн разжал пальцы, а вместо этого нащупал на пояснице, в ямочке над пышным задом, одно из наиболее болезненных мест, и надавил. Когда он повторил, усилив нажим, Полоскунья вскрикнула в полный голос.

- Не нравится?

- Что ты, Утешальщик! Зачем ты?

- Я – маг Боли, глупая! Знай, к кому пришла! Если хочешь занять место Швеи – так знай и для чего оно мне… это место.

Полоскунья приблизила к его лицу своё, круглое, побледневшее, с расширившимися глазами.

- М-морская улица, зелёная сторона, - поспешно сказала женщина, - дом с красной крышей. Только смотрии… Кормчий следит за ней, чтобы она к тебе не гуляла.

- Какое ему дело до неё? – Дэн удивился, и пользуясь этим, Полоскунья вскочила с лавки и заторопилась к двери. – Скажи!

- Так мужу своему, Рыбаку, верность должна хранить.

- Он же умер!

- Стихийники не умирают, Утешальщик. Они лишь изменяются. За вдовой смотрят куда как пристальней, перед живым-то мужем ответ держать  - оно проще, чем пред мёртвым!

Дэн закрыл лицо рукой.

- Убирайся отсюда, - буркнул он. – И чтобы молчок! А то я передумаю и заменю тобой Швею…

Споткнувшись о порог, Полоскунья выскочила за дверь.

Дэнни так и остался сидеть на месте, размышляя о внезапно возникшем препятствии. В кухне стояла тишина – только потрескивали в печке дрова. Кажется, он слишком рано отпустил толстушку Полоскунью – надо было порасспрашивать её о кое-каких подробностях.

Хотя, пожалуй, теперь, зная, где живёт Швея – его Швея! – он мог многое спросить у неё самой.

В крепости Моро было несколько улиц. И дома здесь стояли довольно вольготно. Между некоторыми вполне встало бы ещё по одному дому. С одной стороны выходя к морю, с другой подпираемое скалами,  поселение было огорожено лишь двумя крепкими стенами. Дозорными назначались все мужчины по строго определённой очереди. Патрулей было два – внутренний, обходить весь посёлок, и внешний – стоять на стенах. Дэну ещё не доводилось патрулировать крепость, и потому округу он знал плохо. В поисках Морской улицы он вышел на берег, где серо-стальное море напомнило ему о цвете глаз Швеи. Встретить на берегу Кормчего Моро Софет, конечно, не ожидал, и хотел скрыться, едва заметил старика, стоящего на большом округлом камне и смотрящего на воду. Дневной ясный воздух искрился крошечными кристалликами, лёгкий ветер гнал воду к обледенелому берегу. Несколько домов, выходивших окнами на эту часть побережья, отблёскивали стёклами, перекликаясь с бликами на поверхности моря.

Кормчий Моро вдруг поднял руки к небу. Дэнни, который уже хотел развернуться и уйти, с любопытством посмотрел вверх. Там, в синем прозрачном небе, из мелких кристалликов постепенно собиралось облачко. Небольшое, белоснежное, с рваными краями.

Краем глаза Дэнни заметил движение справа – со стороны посёлка шёл внутренний патруль. Два крепких молодых человека приближались к нему, но Дэн не почувствовал опасности. Он думал, что мужчины идут к Кормчему Моро. Поэтому он лишь отошёл немного в сторону, чтобы пропустить патрульных, и продолжал наблюдать, как Моро ткёт облако.

А облако уже изрядно выросло и потемнело. Оно затягивало солнце, и со всех сторон к нему ползли маленькие лоскутки-облака, сшиваясь в единое серое покрывало с рваными, лохматыми краями. Это было красиво. Так красиво и захватывающе, что Дэнни не сразу заметил, что патрульные не прошли мимо, к Кормчему, а встали рядом с ним. Некоторое время они вместе с Дэном глядели на главу посёлка и то, что он делает.

- Что он делает? – спросил Дэн.

- Нужен снег, - сказал патрульный. – Снега мало. Озимые не погибли бы.

От моря вверх тянулись белые пуховые струйки пара. Они тоже втягивались в тучу.

- Почему сегодня? – спросил Дэнни.

- Ветер подходящий.

Когда тучи затянули почти всё небо, один из патрульных положил руку Дэну Софету на плечо. Второй патрульный встал ему за спину.

- В чём дело?

- Тебе надо сидеть в гостевом доме и никуда не ходить без разрешения. Так я слышал от Кормчего.

- Я от него этого не слышал. Пойти спросить? – ощетинился Дэнни.

- Кормчий сказал, что учит тебя нашей магии, - сказал первый патрульный. – И что ты можешь выбрать – учиться или проваливать из крепости.

- Не советую проваливать нынче, - пробубнил второй из-за Дэновой спины. – Будет метель. Вернись домой, Утешальщик.

Дэн сбросил руку патрульного с плеча. Он был бы не прочь померяться силами с любым из этих двоих здоровяков, а то и с обоими, если применять магию. Но ему не нужен был никакой скандал, никакая драка.

- Возвращаюсь, - сказал он.

И пошёл по дороге в поселок. Названий улиц нигде не было, но от берега до рынка тут была лишь одна – прямая, идущая в гору. Справа все заборы выкрашены в  зелёный цвет, а слева -  в синий. Дома тут все стояли невысокие, и Софет поневоле вытянул шею, ища красную крышу.

Но поскольку патруль следовал за ним, Дэн смог лишь увидеть её и запомнить. Оба здоровяка провожали Софета до самого гостевого дома.

- Спасибо, что проводили, а то как бы я сам, - сказал он им на прощание. – Кстати, передайте, пожалуйста, моему учителю, Кормчему Моро, что я хотел с ним побеседовать, но вы меня к нему не подпустили.

Патрульные переглянулись, пожали плечами и молча удалились.  На крыльцо медленно опускались первые снежинки будущего снегопада. Дэна охватила позорная, удручающая слабость – сегодня ему пришлось потерять больше энергии, чем он мог себе позволить. И что бы он ни чувствовал – все эти эмоции не позволяли восстановиться. На свои собственные силы Дэнни опереться не мог. Оставалось лишь набираться чужих. Здесь, где люди прятали эмоции, это оказалось слишком тяжело.

Но если раньше Дэн Софет думал, что, восстановившись, тут же уйдёт на поиски Кора Тэллина и Чезаре Роза, то теперь ему хотелось остаться.

Метель у Кормчего Моро удалась злая, с сильнейшим ветром и обильным снегом. Выглянув в восемь часов вечера в окно, Дэнни не увидел ничего, кроме слабого света уличного фонаря, пробивавшегося сквозь густую завесу снежинок. Снег падал сплошным потоком, стоял косой стеной, как ливень. Дэнни накинул куртку и вышел на улицу. Он шёл, прижимаясь к заборам, почти ничего не видя, но ведь и его мало кто видел. Еле-еле отыскал он улицу Морскую, и был вынужден снова спуститься к морю, чтобы отсчитать шестой дом по правую руку, так как в темноте и сквозь метель никак не мог различить не то что цвет, но и очертания пресловутой крыши. Калитка с трудом подалась – мешали сугробы. Преодолев их мягкие, рыхлые преграды, Дэнни, с ног до головы облепленный мокрым снегом, припал к окну и увидел свечи на столе и светловолосую женщину. Перед нею стояла кружка с чем-то горячим, и видно было, как Швея, склонившись над пяльцами, сосредоточенно поддевает иголкой один из стежков.

Дэн стукнул в стекло, и Швея уколола палец.

Дверь оказалась незапертой, словно она ждала, когда Дэнни придёт. Швея проворно скинула с него куртку, жадно прижалась к его груди.

- У тебя сердце колотится, - невнятно сказала она.

Дэн немеющей рукой задвинул засов на двери.

- Занавески, - сказал он.

Швея метнулась к одному окну, второму, задула все свечи, кроме одной. И застыла, опершись руками на стол – глаза шальные, не верящие, рот приоткрыт. Дэнни шагнул к ней, обмирая. Метель ломилась во все щели дома, завывала в трубе, сотрясала забор и калитку. Швея кинулась к Дэну, бестолково ощупала его руки, плечи, шею, голову, обхватила лицо ладонями, порывисто поцеловала.

И потянула его вниз, на домотканый ковёр. После чего свеча на столе угасла.

Остались лишь Дэн, Швея и музыка бури. Музыка, швыряющая из стороны в сторону, музыка мучительно острая, возводящая на пик и сталкивающая оттуда на самое дно. Ритм – срывающийся, неровный. Темп – от умеренного до бешеного и обратно. Мелодия – то щемящая, до тихих стонов, то мощная – до криков.

- Швея, - раньше это было имя. Теперь, когда Дэнни узнал, что в крепости Моро много Швей, это слово перестало обозначать её – ту самую Швею, у которой вздёрнутый нос, бледные веснушки и свисающая на нос прядь светлых волос.

- Меня зовут Анстис, - прошептала Швея ему в ухо.

Дэнни сел, задумавшись.

- Пойдём в кровать? – спросила Швея.

- Да, пожалуй. Анстис…

- Ммм?

- Полоскунья сказала мне, что здешние вдовы не изменяют своим мужьям. Что с тобой сделают, когда узнают?

Анстис не спешила отвечать. Она встала, подобрала с пола разбросанную одежду, аккуратно сложила всё на скамью, забралась на высокую, пышнотелую кровать. Похлопала рядом с собой. Дэн улёгся рядом, чувствуя, что прямо сейчас их ждёт продолжение, и это уже будет не внезапная буря, а медленное смакование того, что они не успели распробовать сразу.

Но он ждал ответа, а женщина молчала.

- Скажи. Что тебя ждёт?

- Мне всё равно, - сказала Анстис. – Пусть делают, что хотят.

- Но что они захотят?

- Как Кормчий решит, - ответила Швея.

Дэн понял, что она неспроста изворачивается.

- Анстис, ведь ты знаешь, кто я. Думаю, все здесь давно это знают. Утешитель из меня плохой, но  выведывать у человека секреты я умею. Мне даже не придётся пытать тебя, не так ли?

Швея, почувствовав себя неуютно, загородилась от Дэна одеялом, но он очень нежно взял её за руки и продолжил:

- То есть я могу связать тебя и заставить испытать много разных ощущений, как приятных, так и не очень, и тебе вовсе не будет по-настоящему больно. Могу надеяться, будет даже очень хорошо, хотя я не настолько опытен в этих делах. Но Анстис, мне не хочется заставлять. Скажи мне сама.

Дэнни приник губами к тонкому, тёплому запястью, и Анстис слегка вздрогнула.

- Они, скорее всего, утопят меня в море, - сказала она.

- И ты знала это? Знала с самого начала? И пришла ко мне? – поразился Дэн.

Швея в ответ, дрожа, потянулась к нему всем телом.

- Мне всё равно, - повторила она. – Я мечтала хотя бы об одной ночи с тобой, и вот она… сбылась.

Но Дэнни этот ответ не удовлетворил. И он продолжил свою пытку: прижал руки женщины к кровати, нависая над ней, создавая у неё чувство беспомощности.

- На что ты надеешься? Убежать? Ты знаешь, что мне сейчас бежать некуда. Меня ищут и ловят повсюду. Кормчий обещал мне укрытие на определённых условиях – что я останусь тут и буду жить по вашим правилам.  Как мы сможем жить на этих условиях вдвоём? Скажи.

- Никак, - глухо ответила Швея. – У нас только эта ночь.

- Но должен быть выход! – яростно сказал Дэн.

- Я люблю тебя… Утешитель.

- Дэн.

- Дэнни. Я люблю тебя.

Он хотел ответить ей тем же, но не смог.

Его не устраивало то, что сказала Анстис.

- Я могу сказать Кормчему, что женюсь на тебе.

- Нет! Нельзя. Я не смогу быть твоей женой, пока считаюсь женой Рыбака.

- Полоскунья тоже говорила, что он был Рыбак. Скажи, Анстис, что делают с неверными жёнами обманутые мужья?

- Муж может бросить свою жену, - ответила Швея. – Тогда она считается свободной.

Дэн удовлетворённо хмыкнул и кивнул.

- Спасибо, Анстис, - сказал он. – Это поможет нам.

Метель за окнами улеглась. Там мягко, беззвучно падали крупные хлопья снега. Так же нежно, как Дэнни целовал Швею.

***

Раннее утро застало некроманта Сарвена Дарда по прозвищу Упырёк на кладбище возле свежей могилы, куда сбросили два тела заключённых, одно поверх другого. Ему хотелось проверить, действует ли на жив-курилок новый пистолет, прикупленный  им по случаю в крупном городе – Сольме. Оружие выстреливало круглой тяжёлой пулей, внутри которой, попадая в цель, разрывалось ядро. Осколки рвали живое тело, убивая или страшно калеча человека. Сарвену было страсть как интересно узнать, что произойдёт, если выстрелить жив-курилке, допустим, в голову.

Трупы были свежие и ещё не сильно промороженные. И земля не слишком промерзлая – так что копать было не очень трудно. Некромант поднял один из трупов и вселил в него дух – жив-курилка таким образом был готов. Упырёк зарядил пистолет новой пулькой и тщательно прицелился в оживший труп, топчущийся на месте и не знающий, что делать. Выстрел отдался далеко за пределами кладбища, отразился от тюремной стены и эхом вернулся к Сарвену. Жив-курилка, оставшись без головы, пошатнулся и рухнул замертво. Надо было доставать второй.

Именно в тот момент, когда Сарвен с помощью лопаты спустился на дно неглубокой могилы, из воздуха с тихим хлопком вышел молодой человек. Он перегнулся через край ямы, глядя вниз, и сказал:

- Эй, трупарь! Привет!

Сначала Сарвен парня не узнал. Темноволосый, худой, лицо, пожалуй, приятное. Но потом заприметил рубцы от укусов на руках незваного гостя. Так могла укусить только Стрелка. Шустрая нежить с той поры затаилась и выходила редко, напугал её мерзавец.

Осознав, что перед ним тот мерзавец и есть, Упырёк сел прямо на ледяную землю и закрыл лицо руками.

- Позор мне! – сквозь пальцы буркнул некромант. – Не довёл дело до конца!

- Вылезай, - мерзавец протянул вниз руку. – Дело есть.

Сарвен убрал от лица ладони.

- А платить чем будешь? – оживился он.

- Натурой, - нехорошо оскалился злодей. – Давай, пошевеливайся, трупарь, у меня мало времени.

Упырёк воткнул в землю лопату, воспользовался ей как ступенькой, и выбрался наружу, игнорируя протянутую ему руку помощи. Затем склонился над разрытой могилой и выдернул оттуда лопату. Бережно очистил подолом грязного-прегрязного войлочного плаща штык и закинул лопату на плечо.

- Меня звать Сарвен Дард, - пытаясь хранить достоинство, изрёк он.

Теперь, когда парень не выглядел недопомершим жив-курилкой, не щеголял струпьями и почерневшей кожей, отмыл длинные черные волосы и оделся в приличную одежду – он выглядел настоящим аристократом. Некроманту хотелось в его присутствии распрямить плечи и ожидать приказов.

- Отлично, - кивнул мерзавец. – А я Софет.

- Софет – и всё?

- Тебе мало?

Некромант пожал плечами и пошёл к дому, чувствуя, как мерзавец Софет сверлит его спину взглядом. Куда бы тот ни позвал – Сарвен решил не идти. Даже если предложит кругленькую сумму.

Он-то решил, да только мерзавец решил иначе. В спину ударило чем-то тугим, упругим, прогнуло некроманта назад, опрокинуло, потащило по земле вместе с лопатой.

- Я тебя не отпускал, - Софет наклонился над Сарвеном. – Я тебе жизнь подарил в прошлый раз, а ты не ценишь. И сейчас хочу подарить. В обмен на то, что ты сделаешь для меня.

- С какой такой стати? – Сарвен сложил губы трубочкой, слегка причмокнул. Звук вышел тихий, слабый. Но Портеру этого достаточно. Прибежит! – Да я сдохну тут лучше и буду по могилкам шататься, чем тебе стану помогать.

- Ты так и так сдохнешь, - терпеливо сказал Софет.

Он вдруг резко вытянул руку и из воздуха достал шило – самое обычное, тонкое острое шило. И показал Сарвену. Очень близко показал, прямо к самим глазам поднёс, аж плохо видно стало.

- Хочешь несколько лишних дырочек в шкуре, трупарь Сарвен Дард?

Дард определённо ничего такого не хотел. Он снова причмокнул, но Портер не торопился на выручку к хозяину.

- Не зови его, - скучным голосом посоветовал Софет. – Вставай. Я покажу тебе, где твой пёс. Ну?

С кряхтением и проклятиями, изрыгаемыми осторожности ради вполголоса, Упырёк поднялся на ноги и поплёлся за негодяем к дому.

Портер лежал на боку на крыльце, обездвиженный каким-то заклинанием. При виде хозяина пёс повёл красным, воспалённым глазом и слабо шевельнул хвостом. Из приоткрытой пасти донеслось тихое поскуливание.

- Хочешь – сделаем из него чучело? Или собачьего жив-курилку. Или умертвие какое-нибудь. С щелезубкой своей ты что проделал?

- Ублюдок, - некромант кинулся к Портеру, вытер с длинной серой морды слезу, погладил собаку по голове. – Что тебе надо?

- Затащи пса в дом, замёрзнет. Потом пойдёшь со мной. Сделаешь, что я скажу – и я уберу с пса заклятие. Учти – ему сейчас больно. И будет больно всё это время. Не очень сильно – я не живодёр. Слегка так. Но зато без передышки. Чем быстрее обернёмся…

Не дослушав, Сарвен поднял Портера на руки и внёс в дом. Проверил печку – теплёхонька. Если действительно быстро обернуться, то и остыть не успеет.

- Чем быстрее – тем раньше освобожу твою шавку. Ну, и будем надеяться, что твой очаровательный питомец номер два не покусает его за это время.

С паническим стоном Упырёк заметался по кухне. Заделал кирпичом дыру в стене, откуда выползала Стрелка, запер дверь в комнату.

- Что надо делать? – повернувшись к Софету, он всё-таки распрямил плечи и вытянулся во фрунт. Как когда-то на службе в ложе Смерти. Ох, хорошая всё-таки тогда была у него служба! Зря выгнали. Зря.

Софет, не тратя понапрасну слов, схватил Сарвена за шиворот. Ох, длинный какой, словно мачта. Нет, но как он смог оправиться так быстро, да ещё отравленный ядом? Месяц прошёл ли с тех пор, как от этого недотрупа был один скелет, кожа  - и та облезала клочьями… Перенеслись к морю, некромант заозирался, чтобы понять, где они. Увидал приземистые, но справные домишки, заборы, крашенные зелёным и синим. И аж застонал от плохого предчувствия.

- Стихийцы?

- Они самые, - подтвердил Софет. – Сейчас придёт сюда их папаня, Кормчий, и ты при нём вызовешь от моря труп некоего Рыбака Моро по имени  Хекки Дью. И будешь говорить с ним.

Сарвен почувствовал слабость в ногах. Вот во что его втянула собственная доброта.

- Зря я тебя спас, - сказал он Софету.

- Да, в другой раз подумай, - спокойно ответил мерзавец.

Со стороны деревни тем временем приближалась целая процессия: седой старик в тёплой безрукавке, с непокрытой головой, несколько дюжих парней, двое из которых вели под руки босую женщину в сером платье, и – на отдалении от парней – кучку местных жителей и жительниц, видимо, желающих поглазеть на выдающееся зрелище. Один из парней тащил большой и с виду тяжёлый мешок, похоже, набитый камнями. Второй – длинную верёвку.

- Успели, значит, - равнодушно сказал мерзавец. И, повысив голос, обратился к старику:

- Кормчий Моро! Я слышал, что могу жениться на этой женщине, если муж, Рыбак  Моро, прогонит её за измену?

Старик окинул долгим взглядом и Софета, и некроманта. На его лице появилась кислая гримаса. Видать, мерзавец и здесь успел вызвать у людей стойкую неприязнь, подумалось Сарвену.

- А если не прогонит? – выкрикнул кто-то из толпы.

- Мне не хочется отправлять Швею Моро к её мужу, - сказал старик Кормчий. – Это хорошая женщина, молодая и сильная. Но ты сделал всё, чтобы погубить её. Если тебе удастся это исправить – мы будем только рады.

Какая-то толстуха запротестовала:

- По закону – надо утопить! Без условиев!

Кормчий обернулся к крикунье:

- Нас не так много, чтобы проявлять ненужную жестокость, - сказал он. – Помолчи, Полоскунья, пусть Утешитель Моро попробует договориться с Ловцом. Вижу, он даже привёл себе помощника.

Сарвен поёжился. Под толстым войлочным плащом его продрал жуткий озноб.

- Ты стихийцем решил стать, что ли? – вполголоса спросил он у мерзавца. Пожалуй, с этой минуты он стал вызывать некое подобие сочувствие у Сарвена. По своей воле впутаться в такое – это ж умудриться надо.

- Вызывай Рыбака, - так же тихо сказал Софет, не глядя на него. А смотрел он на эту, босую, светловолосую. Некромант тоже посмотрел. Да, жалко бабоньку. Совсем умучили – даже голову не подымает, молчит, только босыми ногами по снегу переступает.

- Попроси их дать ей хоть обувь и плащ, - предложил Сарвен. – Каково ей так-то стоять? Люди! Хоть бы одеяло на неё накинули, а?

Никто не шевельнулся помочь. Мерзавец, дёрнув ртом, посмотрел на ноги жертвы, и на них появились тёплые сапоги из овечьей шкуры. Но светловолосая и теперь не подняла на него взгляда.

Сарвен Дард по прозвищу Упырёк вздохнул и повернулся лицом к морю.

- Ты же понимаешь, что у меня только своё. Тут чужого не возьмёшь, - шепнул он Софету.

Мерзавец молча развернулся спиной к стихийцам и положил руку ему на плечо.

- Не дрожи, трупарь. Я же рядом.

Эмоций у недотрупа было хоть отбавляй, да всё не те. Ему бы ту бабоньку босую рядом поставить – страх смерти, отчаяние, вот где эмоции-то черпать.

Но тянуться до неё было далековато.

- Встань поближе к ней, хотя бы на пару шагов поближе, - велел некромант. – Буду тянуть из неё через тебя.

Софет отошёл – слава Спящему, лапу свою костлявую с плеча снял, и на том спасибо! – и вскоре через него в Сарвена хлынул благословенный поток.

Маг ложи Смерти, даже самый завалящий, умеет то, что недоступно другим.

Из ледяной даже на вид воды появились кости. Они плыли к берегу небольшой группкой, но мелкие волны отгоняли их прочь.

- Помогите ему, - сквозь зубы попросил Софет у стихийников.

- С какой стати, Утешитель? Справляйся сам! – усмехнулся Кормчий. – Я же учил тебя.

Сарвен не мог прерваться, поэтому не смотрел, но, видимо, что-то там такое происходило, после чего светловолосая подошла к самой кромке воды и встала рядом, всё так же поникнув головой. Для верности Дард взял её за руку – ледяная, как промороженная рыбка. А худенькая какая… тонкие, лёгкие косточки под холодной кожей.

- Она замерзает, Софет, - процедил сквозь зубы Упырёк и поискал глазами мага. Его поблизости не было. Пришлось снять с себя тёплый плащ и остаться в свитере и жилетке – холодновато, но терпимо. Под тяжёлым войлоком девушка чуть-чуть шевельнулась, но так и не произнесла ни слова.

Часть моря вдруг стала гладкой, затянулась тонкой плёнкой льда, и скелет, оказавшись прямо на этой части, бестолково заскользил к берегу. Волны качали медленно зарождающуюся льдину, несли к ногам Сарвена, а позади кто-то одобрительно хлопал в ладоши. Вот мерзавец, а? Заслужил чьи-то хлопки.

Тут бы жизнь свою и Портера заработать, заслужить – вот в чём закавыка. Стихийники коварны, могут и прикончить, а там, в сторожке – Портер… один. Обездвиженный. Сходящий с ума от боли. И если щелезуб найдёт, как в кухню пробраться…

Сарвен зашипел сквозь зубы. Останки оказались на берегу, череп вцепился в его башмак зубами. Стало видно, что некоторые кости кое-как соединены морскими наростами.

- Рыбак Моро, по имени Хекки Дью, время смерти – четыре года назад, - сказал Сарвен.

К останкам кинулось сразу несколько человек. Женщина, напротив, попятилась. Некромант поднял часть скелета, с черепом на куске хребта и грудной клеткой, и повернулся к  зрителям лицом.

- Ну что, деревня! Готовы послушать, что скажет обманутый муж изменнице-жене? – спросил Сарвен, ощущая небывалый подъём, даже азарт. Как вино побежало по жилам, ей-же-ей.

- Готовы, - ответил старик Кормчий уверенно. – Прошу тебя, Хекки Дью, явись и скажи нам, что ты думаешь по поводу измены твоей жены?

Над побережьем нависло молчание.

Затем в воздухе повеяло холодом. Над побережьем не было ни ветерка, но поток ледяного воздуха, пахнувший тленом, обдал разгорячённые лица присутствующих.

- Сссзачем тревожить прах мага, - послышался шёпот, который проник в уши каждого.

Люди дрогнули, некоторые зажали уши руками. Ха, как бы не так, этот голос услышат все, даже напрочь глухие!

- Дух Хекки Дью, скажи, что ты думаешь по поводу измены твоей жены? – повторил вопрос Кормчий. Его голос подрагивал, но в целом староста держался достойно.

Мерзавец Софет – вот кто даже не дрогнул.

- Какое мне дело до живых? Пусссть творят что хотят, - прошипел всепроникающий голос. – Не тревожьте мёртвых по пусссстякам.

- Твоя жена, Швея… - не унимался Кормчий.

- Может жить как ей хххочетсся,- сказал дух Хекки.

Сарвен не выдержал напряжения и упал на колени. У него всё так и плясало перед глазами. Кости мертвеца сами собой отползали к воде – их тянуло на место упокоения. Волны бежали навстречу останкам. Шёпот больше не слышался людям, но никто на это не жаловался.

- Полагаю, достаточно? – услышал некромант как сквозь подушку голос мерзавца.

- Достаточно. Но теперь ты должен остаться у нас навсегда, - высоким, громким голосом – ну как же, чтоб деревня вся слыхала! – крикнул староста.

Да когда же они уже кончат свою говорильню и придут на помощь к нему, Сарвену? Там же Портер… один… неподвижный, на холодном полу…

Упырёк очнулся от того, что пёс лизал его лицо. Скулил, потявкивал, трогал за плечо передней лапой. На полу лежал брошенный войлочный плащ, рядом валялась лопата.

Сарвен обнял Портера, поцеловал в тёплую морду.

- Ничего-ничего, мы ещё с ним поквитаемся, - пообещал он псу. – Мы ему припомним, как он нас отблагодарил за то, что мы с тобой спасли его жизнь, дали ему кров и одежду…

Некромант сел на пол, и тут  услышал слабое звяканье. В кармане штанов обнаружился довольно увесистый кошель. Развязал – ну, не золото, конечно, серебро, но много. И записка: «Извини, трупарь. Может, тебя порадует то, что я отпустил твоего пса сразу, как только мы перенеслись к стихийникам? С.»

Ну вот, и что теперь – не мстить?

***

Светлые маги нагрянули в поселение Моро  с проверкой за неделю  до ночи Долгого Сна, когда Дэнни и Швея пребывали в той стадии влюблённости, во время которой парочкам нет дела до всего мира в целом. Если бы не повседневные обязанности, которыми всегда наделяли каждого в посёлке, они не вылезали бы из постели. Они не замечали неодобрительных взглядов, пошлых слов и завистливых вздохов в свой адрес.

Пришли Светлые без предупреждения, усиленным отрядом из двенадцати человек, и сразу же рассредоточились на группы по трое. Тринадцатый – предводитель отряда – направился прямиком в дом Кормчего.

- За последние две недели в вашем районе участились случаи применения Тёмной магии, - сказал он, выкладывая перед собой несколько листов с графиками и пачку незаполненных бланков с печатями. – Вот, взгляните, эн Моро. Видите, кривая вот здесь двинулась вверх!

- Плохая погода, - пожал плечами Кормчий. – Увы, нам тут несладко приходится, климат суровый, то буря, то снега не дождёшься, а то вдруг – представьте! – оттепель.

- А что вы скажете на баловство недозволенной магией? Судя по последним шлейфам, у вас тут гостят некроманты и маги Боли в количестве…

- У нас и вправду гостил один некромант, - сказал Кормчий, - и действительно, им была использована магия. Тёмная, само собой. Маг ложи Смерти был вызван к нам в поселение ради судебного разбирательства с одним из почивших Стихийников. Регистрацию я проверил лично, маг являлся поднадзорным, ничего сверх оплаченного не творил, и…

- Хорошо. А как насчёт мага Боли?

- Быть такого не может. Кроме некроманта, у нас никого тут не было из чужаков, вот уже несколько лет подряд здесь бывают только свои.

- Мои люди проверят это.

Кормчий кивнул. Просто так отдавать Утешителя Моро он не собирался. В него уже слишком много вложили.

Светлый маг – довольно молодой человек, стройный, худощавый и крайне самоуверенный – уселся, сложив ногу на ногу, и закурил трубку.

- Вы когда-нибудь слышали о Чёрном Скрипаче, Кормчий? – вкрадчиво спросил он. – Один мой хороший знакомый когда-то водил с ним дружбу. Говорил, что Скрипач очень обаятелен и умеет расположить к себе любого человека.

- Впервые слышу это прозвище. Мы тут, знаете, немного оторваны от остального мира.

Светлый зевнул.

- Говорят, он умер в тюрьме, - сказал он. – Погиб при ремонте канализации. Но ходят упорные слухи, что труп его не найден.

Кормчий пожал плечами.

- У нас говорят так: Спящий истину ведает. У нас тут ничего такого не происходит. Если бы не суд над мертвецом, то и некроманта бы в жизни не увидали. Я сам впервые встретил мага ложи Смерти.

- А мага ложи Боли?

Похоже, Светлый никак не мог угомониться.

- Найдёте – забирайте, - сказал Кормчий, беря со стола чашку с чаем. Пожалуй, он слишком сильно сжал её – костяшки пальцев побелели. Так нельзя. Никаких эмоций.

Тем временем проверяющие обходили дом за домом. В гостевом доме нашли троих стихийников из города, приехавших накануне, и обнаружили скрипку без смычка. Приезжих долго опрашивали, заставляли снова и снова чертить в воздухе знаки их ложи, но в конце концов отвязались. Вторая группа рыскала по побережью, но кроме шлейфа, оставленного магом Смерти, ничего там не обнаружила.

Третьей группе, можно сказать, повезло – они сверяли жителей домов по спискам, взятым из дома Кормчего. Копия списка у Светлых была с собой. И благодаря этой копии маги выяснили небольшое несоответствие. Единственное, и быть может, не слишком подозрительное, если бы не искали неизвестного Тёмного мага, а потому придирались к каждой мелочи.

- Утешитель Моро, - тринадцатый Ловец подчеркнул строку в списке Кормчего ногтем. – Раньше не было. Когда пришёл?

Кормчий Моро прикрыл глаза, вспоминая последний визит Светлых магов в крепость Моро.

- С полгода как, - соврал он.

- Вот как. Откуда?

- В Азельме жила одна из наших женщин, отчуженка, - осторожно сказал Моро. Врать Светлым-Ловцам, опытным в дознавании, надо было очень аккуратно. Лучше всего говорить как можно больше правды, окружая ей зерно лжи. – Сбежала с одним Тёмным магом. Она была зарегистрирована как стихийница.

- Было такое, - кивнул Ловец. – Но то женщина. По профессии – Плетельщица. А у вас тут мужчина, какой-то Утешитель. Что он делает, кстати?

- Болячки заговаривает, - быстро ответил Моро. – В горести утешает. Сын это Плетельщицы, жил сам по себе, бродяжничал, пока не прибился к нам.

Маги четвёртой группы соединились с третьей, тринадцатый Ловец, собранный, настороженный, взял Кормчего в качестве проводника к дому Утешителя – так, ввосьмером, они и пришли к Швее Моро.

Дэнни там не оказалось.

- Где твой муж, Швея? – спросил тринадцатый Ловец, сверяясь со списком.

Женщина лишь пожала плечами.

- Не спрашивала, куда пошёл. Сегодня чистят снег на дороге за воротами, рубят дрова в лесу под горой. Вас не ждали, а то сидели бы по домам.

Светлый взял Швею за подбородок. Вгляделся в нежное, с бледными веснушками лицо.

- Ты ж вдова была, Смерть-Швея? Твой муж и брат потонули четыре года назад.

- Полгода как спуталась с Утешальщиком, - быстро встрял Кормчий. – Как раз и тяжбу затеяли, некроманта вызывали, чтоб устроить…

- То есть твой муж разрешил тебе спать с чужим мужчиной? – Светлый прищурился. Легонько оттолкнул бывшую вдову, а ныне – жену неизвестного, по прозвищу Утешитель. – Почему же полгода ждали?

Швея потупилась.

- Боялась я, - сказала она. – Боялась, что утопят, к Хекки в море отправят…

- Так чуть и не потопили, - снова заторопился Кормчий. – А вы, господа маги, пойдёмте, пойдёмте в гостевой дом, вечером работники придут – сыщем там, среди них, Утешальщика, и порасспросим!

Тринадцатый кивнул.

- Только мы Швею туда же заберём, под присмотр. И ты, старик, не ходи никуда. Боюсь я, нечисто тут у вас с этим вашим Утешителем.

Светлый-Ловец на мгновение закрыл глаза. Кивнул, словно бы сам себе, и сказал неторопливо и отчётливо:

- Собраться возле гостевого дома. Разделиться на две группы. Одна – к воротам, другие – на дорогу к лесу под горой. Проверять знак регистрации у каждого, кто встретится.

Он открыл глаза – серые, пустые после внешнего общения, и махнул рукой магам, пришедшим с ним.

Старик и Швея шли по обе руки от тринадцатого. Наверное, поэтому он прямо-таки чувствовал, как эти двое хотят что-то друг другу передать. Хотят, но не смеют сделать это даже мысленно. Отлично.

- Всё-таки мы держим вас вот здесь, - тринадцатый показал Кормчему кулак.

Тот глубокомысленно заметил:

- Ставя на реке Зелли плотину, люди тоже думали, что держат её вот здесь, - и показал кулак в ответ.

У кормчего Моро были крупные, широкие, короткопалые руки, а у Светлого – аккуратные, небольшие, с тонкими пальцами. Руки аристократа. Потому и кулак у стихийника выглядел куда внушительней. Ловец помрачнел.

- Но-но, - сказал он. – У нас на вас управа найдётся. Забыли, как вас разделили в две тысячи двести восьмидесятом?

- Что-то ты молодо выглядишь, чтоб такое помнить, - буркнул Кормчий, но стало понятно, что напоминание о так называемой казни магов Бури его ранило.

Швея шла молча, понурившись, и что-то такое было в её уязвимости и покорности, что Ловец приобнял её за талию.

- Ничего, девочка, устроишь свою судьбу ещё раз, если что, - сказал тринадцатый как мог ободряюще.

Но женщина его слов ободрения не приняла – резко отпрянула, стряхивая тяжёлую руку с талии.

- Пуганая она у вас, - хмыкнул кто-то из группы Светлых.

- Станешь тут пуганой, если за измену мёртвому мужу утопить могут, - вступился тринадцатый. – Заберём тебя с собой, если боишься. Идёт?

Но Швея покачала головой.

- Необязательно утопят, - сказал Кормчий Моро, но пояснить не успел – пришли. Гостевой дом, большой, с широким крыльцом, вместительный, ждал новую порцию посетителей.

Кормчий подозвал горожан-стихийников, объяснил им ситуацию, и те ушли в общий дом – для ночлега и проживания не лучшее место, но не селить же их вместе с проверяющими?

Светлые лишь следили, чтобы Моро не передал бы им на словах чего-то лишнего – предупреждения чужаку, в частности.

Все тринадцать ловцов собрались вместе, и тринадцатый Светлый повторил им задание.

- Как выглядит ваш этот… Утешитель? – обратился маг к Швее.

Та пожала плечами.

- Обыкновенно выглядит. Мужчина, с руками, ногами и головой.

Ответ тринадцатому не понравился.

- Я – правая рука самого эна Роза, женщина. Я таких, как ты, Тёмненьких, в тюрьму отрядами провожал.

- То-то ты даже имени своего нам не называешь, - усмехнулась женщина. – Может, знаешь, почему у нас имён говорить нельзя?

- Знаю, - мрачно отрубил тринадцатый. – Но не боюсь.

Повисла неловкая пауза.

- Идите, - велел ловцам маг. – К рубщикам и уборщикам снега.

- А кого ловим-то?  - неуверенно сказал кто-то из ловцов.

- Прозвище – Утешитель. Внешность… брюнет, волосы длинные, сам очень высокий и худой. Зовут… они тут имена прячут… зовут,  скорее всего, Дэниэл Альсон. Тоже мне секрет, - презрительно посмотрел маг на Швею Моро. – В Азельме у эна Роза был ученик с таким именем. И – какое совпадение! -  мать из ваших, из стихийников. Сдохла, как собака, между прочим. Думаете, одно с другим связать трудно?

Светлые маги-ловцы, кроме тринадцатого, отправились выполнять свою задачу. Главный Ловец устроился в просторной гостиной, лёг на диване, не снимая сапог, и принялся курить свою трубку. Швея, похоже, была близка к истерике, но Кормчий не мог ей помочь.

Оставалось только сидеть и ждать.

Бригада рубщиков леса выбрала помеченные ещё с осени деревья – две стройных, не самых высоких сосны с высохшими верхушками. Видимо, корни сосен ещё были крепки, раз непогода не повалила их. Дэнни ожидал, что парни опять будут действовать руками – и потратят на рубку много времени и усилий, хотя любой из них наверняка обладал достаточным магическим потенциалом, чтобы выдернуть дерево из земли, как редиску из грядки. Но ребята решили, что отсутствие над ними присмотра в лице строгого старосты даёт им некую свободу действий.

Один из парней создал над раскрытой ладонью крошечную воздушную воронку, и посадил её на снег возле одной из сосен. Рубщики выстроились в круг – восемь человек, считая Дэнни.

- Делай как мы и учись, если можешь, юнец, - подсказал ему мужчина справа, возрастом, наверное, старше лет на пять.

- Если почувствуешь, что что-то не так, лучше сразу падай лицом вниз, - посоветовал юноша слева, как успел узнать Дэн – старший брат мальчишки, рубившего мясо. Может быть поэтому он и относился к Утешителю немного лучше остальных.

Воронка росла. Дэнни ничего не чувствовал – и не знал, что надо чувствовать, если быть честным. Как другие, он медленно поднимал руки, иногда кося глазом на парня слева. Как и прочие, постепенно отходил от дерева. Вздымая тучки снега и опавшую жёлтую сосновую хвою, воронка постепенно охватила всю сосну целиком. Дерева почти не стало видно.

Только когда весь отряд сделал резкое движение, окончательно поднимая руки к вершинам сосен, Дэн ощутил стихию. Из лёгких как будто вышел весь воздух, кровь словно заменили на талый снег. Дэнни подумал, что сейчас умрёт, но парень слева поддержал его. Для этого ему пришлось опустить одну руку, отчего воронка слегка скосилась вбок.

- Деррррржжжи! – заорал мужчина справа. Дэн восстановил равновесие, отчаянно борясь с паникой, давившей его и заставляющей опустить руки. Плечи трещали, позвоночник хрустел. Дэн сам ощущал себя той сосной, которую выдёргивала воронка.

И сосна подалась, поднялась в воздух. Парни стали опускать её на землю, но кто-то не выдержал и отпустил руки. Это был один из совсем молодых, даже младше, чем Дэн Софет. Цепочка прервалась, сосна рухнула и придавила плечистого мужчину, который был справа от Дэнни.

Сначала тот обрадовался, что происшествие случилось не по его вине. И только потом опомнился и склонился над придавленным. Рубщики ухнули, крякнули, взялись за дерево и оттащили его в сторону.

- Твой выход, Утешальщик, - сказал кто-то из парней. – Покажи, что ты можешь.

Дэнни сел на снег возле придавленного, осторожно распахнул на нём короткий полушубок, провёл рукой над повреждённой грудной клеткой.

- Я не маг Смерти, - пробормотал он себе под нос. – А этот, того и гляди, перешагнёт границу.

Мужчина лежал, глядя широко распахнутыми глазами в небо. Взгляд у него был мутный, дыхание прерывистое. Дэн спиной чувствовал, как рубщики ждут от него чуда.

Тогда он положил руку прямо туда, где находились переломанные кости и размозжённые внутренние органы. Ладонь обожгло – это была даже не боль, а шок от неё. Сердце у Дэнни захолонуло от этого ощущения. Вытянуть вот это всё и… и куда?

- Да я сам от такого помру сейчас, - снова буркнул Дэн.

- Готовьте носилки! – сказал он парням. – Рубите ветки, снимайте одежду… быстро.

Никто не пошевелился.

- Мы его не потащим, - сказал самый молодой из рубщиков. – Или ты подымешь его и он сам пойдёт, или он тут помрёт. Третьего не дано.

- Как это? – Дэн постепенно вбирал в себя боль, но что делать дальше, он не знал. Кости, мышцы – это он ещё помнил, как устроено, но что делать с остальным? У парня еле работало сердце, и, судя по ощущениям, кровь попала в брюшную полость. Потом, что происходит с желудком? Вдруг там разрыв? А кишечник?

- Да так это! Тебя назначили целителем, ты и справляйся! – огрызнулся какой-то рубщик. – Утешитель Моро у нас особо не колдовал – ставил на ноги и смотрел, если не идёт, то помрёт. Тогда и тащить незачем.

- Я бы хотел убрать боль и дотащить его до  дома, - возразил Дэнни. – Там я, может быть, за несколько дней смог бы восстановить его, а здесь  - здесь холодно, он замёрзнет раньше, чем я…

Почувствовав под ладонью, где именно распространяется внутреннее кровотечение, Дэн замолк и направил всё, что  у него было, туда – остановить кровь, залатать порванные сосуды. У него медленно темнело в глазах от чужой боли и беды.

Дэнни молчал, молчали и рубщики. Он не хотел повторять. Пусть решают сами – это же их односельчанин, их товарищ. Кто он там по профессии? Дровосек? Вряд ли – сообразил бы, как увернуться или успел бы направить падение дерева в другую сторону… наверное.

Дэн Софет закрыл глаза, потом открыл – одинаково темно. Сердце раненого не сдавалось, билось, не сдавался и Дэн. Парни за его спиной потоптались, переговариваясь шёпотом, да отошли. Спустя несколько секунд Дэнни услышал, как они тюкают по поваленной сосне топорами.

Восстановив кровоток, Дэн осторожно убрал руку с груди мужчины и подсунул её под его спину, стараясь не тревожить лежащего. Ему надо было проверить, не сломан ли позвоночник. Похоже, дело ограничилось ушибом, перелома не было. Сложно сказать вот так сразу. Ему нужна передышка, хотя бы небольшая, чтобы понять характер увечий точнее. Дэнни вытащил руку, проверил, нет ли на ней крови, и досчитал до пяти. Затем обе его руки вернулись на грудь раненому. Спящий, как много боли.

Прикончить его было бы проще, чем восстановить. Да, гораздо проще.

Сооружённые носилки подсунули под раненого.

- Мне нужны двое, - сказал Дэн, - чтобы равномерно его поднять. Потом я перенесу нас всех в гостевой дом.

- Лучше в большой зал общего дома, - предложил кто-то. – Там просторней.

- В гостевом есть большой широкий стол, как раз такой мне нужен, - возразил Дэнни.

- Смотри – нас четверо. Если мы перенесёмся в гостевой и на что-то налетим с Пахарем на руках – это будет плохо, очень плохо!

Значит, Пахарь…

Дэнни никогда не занимался перенесением сразу группы людей, включая тяжелораненого на носилках. Это заставило его ненадолго задуматься.

- Столовая в гостевом достаточно велика. Я бывал там много раз, а в общий заходил лишь однажды. Кто-то из вас знает общий дом достаточно хорошо, чтобы перенести нас всех?

Рубщики тоже призадумались.

- Пожалуй, давай в гостевой, - сказал один из них. – Мы не очень хорошо переносимся, нам-то обычно проще поймать ветер, да и…

«Из-за их глупых обычаев они мало практикуют! – раздражённо подумал Дэнни. – Припомню я это старику Кормчему!»

- В гостевой. Старайтесь держать носилки прямо, что бы ни случилось, - сказал он. – Держим прямо. Поехали.

Гостевой дом делился на несколько комнат, и одна из них, с большим столом и длинными скамьями, считалась и за гостиную, и за столовую. Здесь расположились Швея, Кормчий и тринадцатый. Между ними разрасталось напряжение. Светлый вёл себя заносчиво, Кормчий изо всех сил старался не допускать конфликта, Швея ещё более старательно терпела, изображая покорную, возможно даже, забитую селянку.

У неё всегда был спокойный и очень выдержанный характер, думал о Швее Кормчий Моро. Только бы не сорвалась девочка. У неё отличные задатки эмоциональной магии, которую женщины Моро пользовались нечасто и неумело. Но изредка у каждой жительницы  поселения случались взрывы – так бывает, если долго копишь эмоции в себе. Баловаться со стихиями женщинам Моро запрещалось, но их вспышки чаще всего оборачивались именно плохой погодой. Их магия чаще всего была краткосрочна, бурна и не распространялась достаточно далеко. Устроить маленький ураган в саду, пролить ливень в доме или заморозить воду в колодце, но не более того. И чем эмоционально несдержанней женщина, тем меньше от неё разрушений – ибо там, где нет глубины, не может быть и высоких волн.

По расчетам Кормчего, в Швее глубина была. И волн от неё, как он опасался, можно дождаться нешуточных.

- Ну хорошо, - вздохнул Светлый, устав от настороженности людей, с которыми ему пришлось коротать день. – Допустим, вы не прячете мага Боли, и допустим – совершенно случайно! – что этот ваш Утешитель не беглый Чёрный Скрипач, а действительно, вернувшийся в свою деревню путник. Тогда всё будет в порядке и до следующей проверки мы вас оставим. Или до следующего приказа королевских особ. Но вы должны пообещать, что если мы тут поймаем того, кого ловим, вы не будете оказывать нам противодействие.

Кормчий в тоске поднял глаза к потолку. Это же надо так длинно и сложно изъясняться.

- Я могу обещать только за себя, но за остальных не ручаюсь, - сказал он.

- Что ж ты за Кормчий тогда, если твои люди не послушаются тебя? – деланно удивился маг.

- У меня много молодых, горячих, - улыбнулся Моро, - им сложно приказывать. Всё равно, что пытаться усмирить море.

- Но ты можешь усмирить море, эн Моро! – Светлый сверкнул в ответ опасной, как лезвие, улыбкой. – Так ведь?

- Я не могу давать обещания, которые сложно выполнить, вот и всё.

- А что скажет маленькая Смерть-Швея? – Светлый подошёл к женщине, стоявшей неподвижно у окна, и развернул её лицом к себе. – Твой новый муж – он маг Боли? Его зовут Дэниэл? Он – Чёрный Скрипач?

- Мы не говорим друг другу, как нас зовут, - покачала головой Швея. – Мы узнаём имена умерших после того, как нам скажет их Кормчий.

- Поскольку не я и не мой отец называл мальчика, ставшего у нас Утешителем, я тоже не знаю, как его зовут.

Светлый, похоже, начал злиться.

- Вы скользкие, как рыбы! – вскричал он.

- А что нам остаётся, эн Ловец?

Светлый поморщился, словно проглотил какую-то гадость.

- Эн Ловец… А ведь я был не последним в Комитете! – вырвалось у него.

- Мы уже поняли, что у вас, эн Ловец, был в прошлом какой-то промах, связанный с поимкой Чёрного Скрипача. Но не надо винить за это нас! – Кормчий Моро развёл руками, показывая, какой он законопослушный человек, но тут у всех заложило уши от беззвучного хлопка.

Посреди просторной комнате, прямо на столе, появились носилки и трое людей. Один, поддерживающий носилки посередине и двое по краям. На носилках тоже лежал человек, искалеченный, бледный. Его изломанному телу здорово досталось.

Светлый медленно обвёл взглядом появившихся ниоткуда людей. Два широкоплечих, дюжих лесоруба ничем не привлекли его внимание. Они настороженно следили за тринадцатым, пока слезали со стола, но сам тринадцатый смотрел только на другого. Он отличался от жителей посёлка Моро никак не меньше самого Ловца.

И что самое оскорбительное – на Светлого этот человек даже не обратил внимания.

- Швея, живо, тащи нож, самый острый, захвати ножницы, если здесь есть. Братья, носилки пока не трогайте, срезайте одежду. Кормчий? Эн Кормчий, согрейте воды в кадке, погорячее. Быстро, ну, что встали?

Только тут этот человек удостоил взглядом Ловца.

- Светлый? Отлично. Вставай сюда. Я ваши примочки знаю! Здесь тебе на всю жизнь боли хватит, разделяй быстрей. Я в себя столько не втяну.

- Ты – маг Боли!

- Сам догадался или подсказал кто?

- Ты – Дэниэл Альсон, ты ученик Чезаре Роза!

Маг Боли равнодушно отвернулся от него, позвал к себе Швею:

- Завяжи мне волосы чем-нибудь, малышка! Ну? Ты же Светлый маг! Вот человек, ему нужна помощь! Бери и помогай!

- Я пришёл ловить тебя, а не помогать тебе!

- Ладно, ты меня поймал! – Тёмный не бездействовал, он вместе с лесорубами сноровисто раздевал раненого. Ловец взглянул на его покорёженное тело и еле сдержал дурной вскрик.

- Я уже остановил внутреннее кровотечение и держу его сердце работающим. Я также забрал где-то, должно быть, половину боли. Слишком много костей переломано – успел починить только самые серьёзные… Заберу больше – сдохну сам. А ему всё ещё слишком скверно!

Проворная, маленькая, ловкая Швея уже несла тазик с водой, обтирать ссадины на теле.

Все суетились вокруг раненого, и Ловец, сдёрнув с рук дорогие красивые перчатки, сунулся к полумёртвому от увечий человеку.

- Отойди, Тёмный, - буркнул он, - не так тут надо. Разве Чезаре Роз не учил тебя разделять?

Дэнни был вовсе не так спокоен, каким ему хотелось казаться. Светлый не только распознал в нём Тёмного мага, не принадлежащего к людям Моро, но и назвал имя. То, под которым Дэна знали друзья Чезаре. Имя учителя тоже заставило Дэна Софета вздрогнуть. Светлый маг был одним из тех, кто знал Чезаре и приходил к нему в гости. Пока маги возились над раненым, Софет несколько раз останавливал на Светлом внимательный взгляд. Около четырёх лет назад он в доме Роза едва не убил двоих магов, рассказывавших о смерти родителей Лиота. Этот там был или нет?

- Ты мог забрать всю боль и использовать против меня, - работая плечом к плечу с Дэном, сказал вдруг Светлый.

- Мог бы, - равнодушно сказал Дэнни. – Но разве ты пришёл один? И разве, если я тебя убью, от этого не пострадают все люди Моро?

Светлый поперхнулся.

- Тебя это заботит? – удивился он. – Если ты действительно ещё и Чёрный Скрипач, убийца короля, убийца родного брата, убийца молодой…

- Можно было бы просто сказать «убийца», все бы поняли, - заметив, как насторожились Кормчий, рубщики и Швея, остановил Светлого Дэн. Его немного забавляло, как напряжённо и опасливо смотрит на него Ловец. – Как тебя зовут? Я должен бы помнить, если ты был среди людей эна Роза. Но увы.

- Я Сэнди Андерсон, - поспешно ответил маг.

- Нет, не помню.

Дэнни ещё немного подержал руки там, где произошёл разрыв брюшины.

- Моих знаний не хватит на такие повреждения, - сказал Светлый.

- Вот потому-то маг ложи Боли тут не ты, - ответил Дэн. – Но, боюсь, магия здесь бессильна. Мы лишь продлеваем агонию бедняги.

Он с ужасом думал о размозжённых внутренностях, крови и кале, оказавшимися в брюшной полости Пахаря Моро. Что с ними делать?

- Здесь мало срастить… надо ещё и очистить его внутренности от… похоже, придётся вскрыть его и немного покопаться в его потрохах.

Дэн посмотрел на слабо икнувшего Сэнди. Тот держался из последних сил. Рубщики потихоньку отползли от стола, и только Швея мужественно держалась рядом, наготове.

- Не знал, что у вас, магов Боли, такая работёнка, - с трудом произнёс Сэнди Андерсон.

- Думаешь, я знал? – удивился Софет.

И потребовал ещё горячей воды, бинтов и чистых полотенец.

- Если у тебя есть в отряде такие маги, которые способны помочь – зови всех, не стесняйся, - сказал он Андерсону.

Поздним вечером Швея накрыла на кухонном столе обильный ужин.

Тринадцать Светлых магов ели быстро и молча. Дэн Софет сидел возле Сэнди и пил из большой кружки холодную воду. В него опять не лезла еда. Одна мысль о пище вызывала у Дэнни дурноту.

- Мы должны тебя забрать, - сказал ему Сэнди.

- Вы не можете, - ответил Дэнни. – Ты же видишь, что наш больной до сих пор еле жив! Что же вы, помогли мне, вытащили человека из предсмертного состояния,  а теперь уведёте меня, и пусть он тихо сдохнет? Нет, Андерсон, так не пойдёт. Мне надо ещё дня три, а то и четыре.

Светлые переглянулись.

Кормчий Моро, стоявший на пороге кухни и с тревогой следивший за беседой, сказал:

- Вы не можете его забрать. Он нам нужен!

Андерсон задумался. Дэнни скатал хлебные крошки в шарик и понюхал его.

- Тогда мы пробудем здесь столько, сколько понадобится, - упрямо сказал он. – У нас всех приказ, и он касается всех незарегистрированных Тёмных… но тебя – тебя в первую очередь!

- Кто бы сомневался, - вздохнул Дэнни. – Швея, я сегодня буду спать в этом доме.

Женщина застенчиво кивнула.

- Хорошо, - сказала она, - но я с тобой.

***

На рассвете Швея Моро вышла в кухню и принялась готовить завтрак. Один из Светлых, карауливший возле спальни, где спали Дэн и Швея, заглянул в комнату. На кровати, вольготно раскинувшись, спал Тёмный. Швея быстро и тихо сварила две большие кастрюли риса, перебрала сушёные ягоды, выставила на стол банки с вареньем и мёдом. Испекла лепёшки, заварила чай. Затем потихоньку, как мышка, юркнула в комнату. Светлый проводил её взглядом и улыбнулся. Хорошая женщина! В предвкушении завтрака маг сел на скамью в кухне, сложил перед собой руки и стал разглядывать стопку лепёшек, накрытую полотенцем. Тёплый хлеб распространял умопомрачительный запах. В кастрюлях «дышал» рис. Маг подумал, что Швея уж очень долго не идёт, и подошёл к двери спальни Дэна, прислушался – оттуда доносились слабые, тихие звуки. Кто-то часто дышал и слегка постанывал. Светлый прижался к двери ухом покрепче, но ничего более понятного не разобрал. Эти двое, скорее всего, старались не шуметь, сдерживались. Маг усмехнулся и вернулся в кухню. По одному, по двое просыпались и сбредались завтракать остальные Ловцы. Дэн и Швея всё не появлялись. Андерсон сходил проведать раненого и не обнаружил его в столовой, на скамье, где его оставили лежать накануне. Почуяв неладное, Сэнди Андерсон кинулся в спальню Швеи и Тёмного, с проклятиями распахнул дверь. Комната была пуста. Только и слышались в ней, что тихие вздохи, нежный шёпот и слабые стоны, навевающие на растерянного Ловца смущение и в то же время злость. Накануне в доме творилось столько волшебства, и магией занимались столько людей, что отследить беглецов по шлейфу магии было невозможно.

Кинулись искать по всей крепости, и в одном из домов застали мужчину, получившего увечья, почти здоровым. Его торс представлял собой сплошной синяк, вдоль живота у него шёл свежий шов, он покряхтывал от боли во всём теле, но помирать явно не собирался. По словам больного, он очнулся у себя на кровати и слабо помнил лишь, как на него обрушилось дерево. На вопросы об Утешителе и Швее мужчина лишь с недоумением пялился на Светлых и пожимал плечами.

Опросили всех рубщиков, прижали к стенке Кормчего – никто ничего не знал. В ярости Андерсон пообещал сровнять поселение с землёй, но не посмел.

Так отряд Светлых ловцов упустил Чёрного Скрипача.

Некромант Сарвен Дард по прозвищу Упырёк проснулся от лая Портера и запаха свежих горячих лепёшек. Лай собаки был делом обычным – по кладбищу иногда ходят люди. Бывает и так, что бродят по нему разного рода неупокойцы, или шныряет какое-нибудь зверьё. Но свежим хлебом в доме давно не пахло. Упырёк ходил на рынок в ближайшую деревню раз или два в месяц, покупал там сухари, крупу да лук. Изредка баловал себя маслом или мёдом – примерно раз в год. Как большинство магов Смерти, некромант был равнодушен к вкусной еде. Но сейчас запах стоял такой, что аж слюни потекли.

Недоумевая, некромант выбрался из-под грязного ветхого ватного одеяла и сунул ноги в валенки с обрезанными голенищами. В доме стоял промозглый холод – печь с вечера Упырёк топил еле-еле, экономя дрова.

Всего-то в его доме и было, что кухня да комната, и выглянув за дверь, Сарвен увидел, как возле его печки возится какая-то женщина. Где-то видел он эту худенькую фигурку и светлые волосы, убранные в косу.

И молодого парня, черноволосого и худого, видел. Ещё теперь развидеть бы его.

- Клянусь ресницами Спящего, ну и беспорядок тут у тебя! – поприветствовал некроманта Софет. – Садись, будем завтракать!

Светловолосая женщина, оказавшейся вдовой незабвенного жив-курилки Хекки Дью, обернулась от печки с чайником в руках.

- Благословен очаг, приютивший беглецов, - сказала она, сияя. – Здравствуйте, эн Дард, добрых вам снов.

- Наши сны остаются с нами, - пробормотал некромант. Спасённая им женщина была такой славной, что он даже немного успокоился. Но стоило ему взглянуть на Софета, криво ухмыляющегося, сидящего на любимом месте Сарвена – спиной к печи… как злость снова поднялась в некромантском сердце.

- Что вы тут делаете?

- Уходим от облавы, а ты что думал? Да не переживай, друг трупарь. Сейчас позавтракаем да уберёмся восвояси.

- Да? А если шлейф магии отследят? – взвился Дард. – Если они сюда придут?

Швея протянула некроманту кружку горячего чая и половину горячей, хрустящей лепёшки.

- Угощайтесь, - сказала она, и Дард буркнул ей «спасибо». Ну что за люди? Даже злиться на них не получается.

- Ну ты же хочешь, наверное, отплатить мне за беспокойство? – Софет подобрался, как кот перед прыжком, дробно постучал пальцами по столу. – Затаил на меня зло, друг трупарь?

- Я маг ложи Смерти, а не трупарь! – заявил Сарвен и, втянув ноздрями запах лепёшки, откусил изрядный кусок.

Это было бесовски вкусно. Ах, женщина-искусительница, не зря же этот молодой Тёмный маг выбрал её из всех женщин Моро!

Прожевав, Дард уставился на Софета.

- Ну, так что ты предлагаешь?

- Если сюда заглянут Светлые, ты им расскажешь, что я издевался над твоим псом, заставил тебя мне содействовать и всячески глумился над некромантией, так?

- Именно так и скажу, - проворчал Сарвен, жуя горячий хлеб и запивая сладким чаем. Ему уже очень давно не было так вкусно. Странно, что он никогда не придавал вкусу столько значения. Надо будет потом дать и Портеру кусочек лепёшки, пусть порадуется, старый брехливый бездельник.

- И ещё ты скажешь, что я отправился в Азельму, в старый свой дом.

- А куда на самом деле пойдёшь? – спросил Дард.

- Туда и пойду, - подмигнул Софет.

Сарвен Дард пожал плечами. Кто его, Софета, разберёт, что он там задумал?

Тёмный выпил свой чай, не притронувшись к лепёшкам. Потёр подбородок и как бы невзначай обронил:

- Мне надо откуда-то начать искать Чезаре Роза. Поэтому я иду в Азельму. Это всё, что тебе надо знать, друг трупарь.

- Я тебе не друг, - как можно более холодно сказал Дард.

- Значит, с «трупарём» уже согласен, - усмехнулся Софет. – Прощай, Сарвен Дард. Желаю найти тебе кладбище получше!

Швея обняла своего мужа, и оба исчезли из домишки некроманта, оставив лепёшки вместе с их аппетитным запахом, и задумчивого Дарда с куском в руке.

- Кладбище получше? А что, и найду.

Он подумал ещё, что не станет дожидаться прихода Светлых, соберёт всё самое необходимое, заберёт собаку и в путь. Переноситься, как Софет, не будет – нет, он будет искать внимательно и вдумчиво. И, может быть, найдёт ученика.

Светлые-ловцы пришли на следующий день после ухода Софета и Швеи Моро. Сарвен Дард, собиравшийся уйти с утра, но всё находивший какие-то неотложные дела, провозился почти до вечера. Уходить налегке он не умел – хотелось взять лопату, нежить-щелезуба, для которого ещё надо было починить клетку, и припасов на дорогу, и позаботиться о том, где спать, и чем кормить в пути собаку. В итоге у него набралась целая тележка скарба, в которую некромант собирался впрячь жив-курилку повыносливей. Вот, ещё откопать нового мертвяка, потому что старые, для опытов приготовленные, уже были потрачены.

Устав от сборов, Сарвен сел за стол и принялся чистить пистолет, который тоже собирался взять с собой. Так его маги-ловцы и застали. Снова истошно залаял Портер, потом взвизгнул и затих. В комнату понабилось ловцов видимо-невидимо, и Сарвен Дард, ринувшийся было проверять, что с собакой, не смог сделать даже лишнего шага. Его сразу схватили несколько человек.

- Мы знаем, что ты связан с Дэниэлом Альсоном, Сарвен Дард! – сказал их главарь, когда некромант перестал дёргаться в руках Светлых. – Ты помог ему сбежать? Ты был с ним в сговоре? Вы сговорились тогда, в поселении Моро? Отвечай!

Дард отнюдь не считал себя великим артистом. Притворяться, что удивлён или возмущён, он бы не стал. Но имя – имя застало его врасплох.

- Дэниэл Альсон? Кто это? – спросил некромант и получил весьма болезненный удар под рёбра. Рука главаря Светлых, затянутая в тонкую перчатку из жёлтой кожи, появилась перед его глазами. На тыльной стороне кисти красовалось грязное пятно.

- Из-за тебя я испортил перчатку, - сообщил Светлый. – Но я охотно испорчу и вторую, если не услышу ответа. Маг Боли. Жил в крепости Моро, был женат на их женщине. Он был здесь?

- Вчера заходили двое из людей Моро, - сказал некромант. – Я плохо знаком со стихийщиками, но один из них вполне мог быть магом Боли. Я видел его и раньше, перед тем, как меня заставили вытащить из моря мертвеца…

- Те-те-те-те! Кто и что тебя заставил? – прервал Светлый маг-Ловец. Его люди, державшие Сарвена, тряхнули некроманта, словно мешок с картошкой.

- Человек, который назывался в крепости Моро Утешителем. Меня бы ему не запугать, но он стал мучить моего пса, - Дарду стало казаться, что он вполне справляется с выполнением просьбы Софета. Светлый ему не верил.

- Это же всего лишь собака! В жизни не поверю, что ты проявил такую слабость, ты же трупарь!

- Я маг ложи Смерти, эн Светлый, я зарегистрированный, законопослушный маг. Никогда не делал ничего противозаконного! Но этот человек ворвался в мой дом, парализовал пса и заставил меня вытащить из моря жив-курилку и беседовать с ним. Он был тут вчера. Сказал мне по секрету, что намерен идти в Азельму и остановиться там в своём доме.

- Вот так просто тебе доверил свой секрет? – снова не поверил Светлый.

- Мы, некроманты, кое-что смыслим в том, как выведывать секреты. Мы даже из мёртвых можем вытянуть словечко-другое, а парень был вполне себе жив, как и его бабонька, с которой он пришёл. Можно сказать, мы были квиты – он обидел моего пса, а я его суку.

Светлому, похоже, понравился ответ Дарда. Он хлопнул в ладоши и приказал своим людям отпустить некроманта.

- Ты случайно не выведал ли, уважаемый зарегистрированный маг ложи Смерти, зачем Дэниэл Альсон отправился в Азельму?

- Искать какого-то Роза, - не слишком уверенно сказал Сарвен. –  Кажется, так. Я плохо запомнил имя.

- Отлично, - Светлый махнул остальным ловцам и снова хлопнул в ладоши. – Для нас всё складывается очень удачно. Как и для Чезаре Роза, которого в Азельме давно уже нет. Орден Отражений выражает тебе благодарность, уважаемый маг ложи Смерти, Сарвен Дард. Продолжайте мирно трудиться на закреплённом за вами участке.

Дард покосился на тележку, укрытую рогожкой, и кивнул.

Решение не дожидаться утра, а выйти в дорогу на ночь глядя уже не казалось ему безумным.

Маги вышли на кладбище и всей гурьбой перенеслись.

Сарвен на подгибающихся ногах вышел на крыльцо и нашёл рядом со ступеньками Портера.

- С-с-сволочи, - заикаясь, выговорил некромант, поднимая на руки бездыханного пса. Он был ещё тёплый. Дард потащил его в дом, и долго сидел над телом Портера, но оживить так и не решился. Зачем? Чтобы снова узнать, каково это – потерять единственное близкое существо?

Положил пса на пол, открыл заткнутый тряпкой лаз в нору ядовитого щелезуба, потом впрягся в тележку и потащил её по расчищенной кладбищенской тропе. Дверь в дом Сарвен Дард оставил открытой.