Часть 2.

***

Комитет по выявлению незарегистрированных Тёмных магов в 2326 году работал как никогда активно. Но столкнувшись с бродячим магом по прозвищу Чёрный Скрипач, оказался бессилен. Ходили слухи, что этот маг очень молод, но уже невероятно силён. А силы свои он черпает в музыке. Вернее, в тех эмоциях, которые эта музыка вызывает.

Никто в комитете не мог сказать, как хотя бы выглядит Чёрный Скрипач, хотя специалисты сталкивались с ним несколько раз на площадях и рынках больших городов по всей Тирне. Из описаний Светлых магов ясно было лишь, что у Скрипача длинные тёмные волосы, свисающие так, что скрывают лицо, и очень бледная кожа.

Чёрного Скрипача обвиняли в том, что он укрывался от Светлых, в том, что он не регистрировался, в том, что он покушался на магов Ордена Отражений. Говорят, даже сумел убить двоих. Однажды в городке на юге Тирны Скрипач собрал почти всех жителей на ярмарочной площади и заставил их прыгнуть в реку. Пять человек захлебнулись и утонули, шестеро покалечились в давке. А ведь он всего лишь играл на скрипке!

В отдалённой деревушке у границы с мрачным и таинственным Иртсаном, где жили ссыльные поднадзорные Тёмные маги, Чёрный Скрипач объявился в конце зимы, когда уже зарядили заунывные весенние дожди и воздух пропитался сыростью. Здесь, в тяжёлых условиях, почти лишённые эмоций, окружённые бесчувственными стражами, доживали свой век многие волшебники. Комитет по выявлению давно надеялся, что Скрипач заглянет в эти места.

Здесь четыре года назад подселили к пожилой вдове юношу, семнадцати лет. Юношу обвиняли в терроризме, но, имея снисхождение к его юному возрасту, помиловали и сослали вместе с ещё двумя-тремя такими же сопляками. По слухам, молодой человек мог быть братом Чёрного Скрипача. Сложно сказать, кто именно распустил эти слухи – но по мере продвижения Скрипача по стране уверенность в них у Светлых магов всё крепла.

Ссыльная деревушка, с полустёршимся даже в памяти старожилов названием – то ли Сонная, то ли наоборот, Бессонная, находилась в самом неудобном для селения месте. Свет ей заслоняла горная гряда с юга и юго-востока, шустрая речушка то пересыхала, оставляя зловонное болотце единственным источником воды, то вдруг вздувалась, заливая огороды, дорогу и пастбище. За недостатком дневного света на огородах одинаково худо росли все овощи, дети родились сплошь рахитичные, а подавляющее число жителей деревеньки постоянно ощущало равнодушное уныние и почти не испытывало душевного подъёма. От плохой воды часто болели люди и козы. По скверным дорогам в деревушку редко добирались торговцы, да и торговля тут была плохая.

К началу правления Грета Кешуза в деревушке почти не было местных уроженцев – их осталось три семьи на два дома, а старожил так и вовсе один, изъеденный артритом старик с помутившимся рассудком. Остальное население составляли ссыльные и стражи. Все они были одинаково унылыми, надломленными и безразличными ко всему, кроме еды.

Поэтому, когда в деревеньку то ли Сонную, то ли Бессонную приехали Светлые маги, никто даже не шевельнулся полюбопытствовать – для чего они решили здесь поселиться. Приехали и приехали. Шестеро. Привезли две телеги скарба и провиант. И по слухам, ещё привезут. Еды видимо-невидимо: как заселились в бывший дом Инаши, так и сновали туда-сюда. И мешки с крупами, и овощей корзины, и вина бочонки. И дом подлатали, и во дворе прибрали. Инаши, который перебрался к снохе, задумал было вернуться – сунули в руки кулёк с пшеничным зерном, капусты кочан и бутылку рапсового масла. Разбогатевший мужик до вечера опомниться не мог.

Но поселились и поселились, про то, что они готовят какую-то пакость, никто и подумать не посмел. Ссыльных, как всегда, утром погнали на работы – старую шахту расчищать задумали, решили, пусть туда лучше эти, бесполезные, первыми пойдут. А про Светлых даже и думать забыли.

А вернулись – узнали, что маги заворожили бесчувственных стражей, сделали и сильнее, и как-то бодрее, что ли. Тех стражей, что на шахты с деревенскими ходили, тоже потом заворожили.

Деревенские подумали-подумали, да и решили, что маги поселились в их деревнюшке, чтобы всем тут жилось лучше и веселей. И то сказать – привели к Светлым старейшину, который вовсе загрустил и еле с постели вставал. Светлые старейшину вылечили, стал старейшина ходить прямо, хромать перестал. Пришла к Светлым ссыльная на сносях – пригрели и ссыльную, ребёночка приняли, саму подлечили. А интересно маги-Светлые исцеляют – так, посмотрят на болячки твои, да и кивнут тихонечко. Ни руками не водят, ни слов волшебных не шепчут, ни порошков-корешков не суют, как бабка-ведунья раньше, бывало, заваривала да поила болезных.

Неделю маги жили-были в мире и спокойствии, если не считать частых визитов местных жителей. А потом один из ссыльных, парень совсем молодой и совсем сломанный, взбесился.

Он в шахте взбесился, поранил нескольких сотоварищей, а потом выкарабкался наружу и убежал, спрятался в скалах. Нашли его быстро – он забрался на одиноко растущую на утёсе кривую сосну и громко пел. Пение молодого ссыльного было не лишено мелодичности. Только голос уж очень хриплый, сорванный.

Светлые маги насторожились. Ссыльного они помогли обуздать, чтоб не кусался и перестал петь, а потом забрали его в дом Инаши и сами там закрылись. Будто в засаду засели.

А потом в деревню то ли Сонную, то ли Бессонную приехал бродячий театр. Весёлые люди приехали – парень и две девчонки, показывали представление с куклами, кувыркались, били в бубны, дудели в дудки. Девчонки переодевались так быстро, будто их было десять, а не двое, а парень всё дудел да стучал, и ещё бренчал на лютне.

Вкруг них собрались все  - и деревенские, и ссыльные, и стражи. И маги пришли, кружком обступив безумного парня. Тот шёл тихий-тихий, будто пришибленный.

Бродячие артисты устали, и выпустили вместо себя настоящего музыканта – видно, он прятался в кибитке, пока все не наглядятся, как девчонки платья меняют. Музыкант вышел, тихо ступая, в чёрной куртке, серых брюках и сапогах до колен. Высокий такой, худой, и волосы длинные по обеим сторонам лица падают. А лицо совсем юное – поди, и шестнадцати лет не исполнилось парню. Чёрная скрипка у него была, а смычок – с белым конским волосом.

…Когда музыкант начал играть, маги насторожились, подобрались, и принялись окружать кибитку со скрипачом. Тот играл – музыка текла нежная и прекрасная, такая, что некоторые простаки даже всплакнули, затем скрипач перебил сам себя и перешёл на мелодию весёлую и такую счастливую, что хотелось смеяться и танцевать. Кто-то и пошёл в пляс, а Светлые тем временем встали поближе к музыканту, тоже приплясывая да притопывая. Возле ссыльного парня остался всего один маг. К нему и подошла одна из девушек, миловидная, приятной полноты, довольно высокая, статная. Маг вспомнил, как она ловко танцевала и исполняла акробатические номера, и против воли улыбнулся красавице.

- Я тоже маг, - быстрым шёпотом сказала девушка, игнорируя улыбку Светлого. – Я зарегистрированный Тёмный, стихийник. Мы все в заложниках, в кибитке два ребёнка… Идите к своим, прошу вас, этот музыкант очень силён и очень опасен. Если хотите, я постерегу вашего… подопечного.

Светлый недоверчиво смерил девушку взглядом. Так и есть, она действительно являлась Тёмным магом, но проверять регистрацию сейчас было негде. До ближайшего пункта два дня пути.

- Скажите ваше имя, я вышлю данные на пункт регистрации, - попросил Светлый. Его немолодое лицо уже не выражало неуверенности – только недоверие.

- Сара Натани Форс, - сказала девушка. – Вы слышите, как он играет? Уже заворожил почти всех. Он может оказать воздействие и на Светлых, так что вам всем пора взяться за разделение.

Она помолчала, вслушиваясь в прекрасную мелодию, и добавила:

- Умоляю, эн маг, там моя дочка. Ей всего четыре года.

- Хорошо. Отведёте ссыльного в дом, там и оставайтесь, - Светлый обернулся и указал на один из домишек. – Вот ключ, заприте хорошенько дверь, эна Форс.

- Спасибо за доверие, - девушка обняла мага и поцеловала его в щёку.

- Это лишнее, - как мог сухо сказал маг и быстро пошёл к кибитке, огибая танцующих людей.

Когда все шестеро магов окружили музыканта со всех сторон, они сузили круг и сделали первую попытку разделить – для начала просто отгородить скрипача от танцующих людей. Музыкант откинул волосы с лица, взглянул на тех Светлых, что находились перед ним (на других вертеть головой даже не стал), и приветливо улыбнулся.

Плясовая закончилась. На секунду Чёрный Скрипач опустил скрипку и смычок. Люди – стражи, ссыльные, деревенские – замерли, и Светлые ощутили небывалую энергию, так и прущую отовсюду. Музыкой скрипач заставил все эмоции, разделённые или угасшие, вспыхнуть и объединиться. Даже стражи, доведённые магией до состояния каменных болванов, словно воспрянули. Ибо эмоции – восстанавливающаяся энергия. И чтобы её не было, человек должен стать трупом.

И ядром этой энергии был вовсе не Чёрный Скрипач – он-то как раз оказался снаружи. Ядром оказались Светлые маги. Скрипачу даже не надо было ничего делать – всё сделают чужие руки. Он лишь будет играть на чёрной скрипке, вот и всё.

Скрипач перевёл дыхание и поднял смычок. Он всё ещё улыбался, когда простаки и ссыльные начали сужать кольцо вокруг шестерых Светлых магов.

Четыре Тёмных мага – мужчина, две женщины и подросток со скрипкой – покидали деревню сизым пасмурным вечером. С ними в путь тронулись шестнадцать ссыльных. Гудвин Софет ван Лиот сидел рядом с Дэнни, глядя впереди себя пустыми глазами.

Дэн с ним ещё ни разу за день не разговаривал. Эмоции Гуди ещё не восстановились, и неизвестно было, насколько можно будет их восстановить. Также Светлые маги основательно подчистили ему память – он, похоже, плохо помнил даже, как разговаривать. Девушка, обманувшая Светлого мага и назвавшаяся Сарой Натани, искала среди ссыльных свою мать – не нашла. Теперь она тихонько плакала на плече Дэнни, отчего тот чувствовал себя несколько неуютно.

Кибитка ехала тихо, без скрипа. Два терпеливых вола тащили её по горной дороге мимо коварной безымянной речушки.

В кибитке молчали. Молча и размеренно шли за нею ссыльные.

Уже в глубокой ночи возница направил волов с дороги на сплошь покрытую увядшим чабрецом и ползучим клевером площадку. Здесь можно было остановиться на ночлег – накормить животных, дать отдых пешим. Натани и её подруга развели костры, вскипятили воду для чая, достали мешки с хлебом и овощами, которые Дэнни и Натани забрали из дома магов.

- Здесь немного моркови, капуста, лук, сушеный горох… может, сварим похлёбку? – неуверенно спросила девушка  у Дэна.

- Все слишком устали. Утром кто-то должен встать пораньше, я разбужу… и сварить похлёбку. А сейчас раздайте хлеб и лук.

- Ты не будешь?

- Я не голоден, - буркнул Дэн. – Иди.

Натани приобняла его за плечи, но тут же отпустила и пошла к большому огню, окружённому людьми. Дэн остался у маленького костерка возле кибитки. Он сидел и смотрел на свои пальцы – длинные, тонкие, изящные. Сейчас они заметно вздрагивали.

К нему подсел Гуди. Он изменился за эти четыре года – ёжик недавно обритых волос, очень худое, небритое лицо, глубоко посаженные чёрные глаза. Гуди исхудал и постарел – выглядел он никак не на двадцать один год, ему можно было дать не меньше сорока! Но самое главное – исчезли и задор, и весёлая злость, и юмор в глазах -  всё, чем был Гуди. Куда оно девалось и вернётся ли, Дэн не знал.

Брат жевал кусок черствого хлеба. Дэн слышал его чавканье, тяжёлое дыхание, шмыганье искривлённого носа, хрип и клокотание грудной клетки и невольно морщился от брезгливости. От Гуди пахло затхлостью подвала, где, вероятно, он спал в последнее время.

- Дома нет, - сказал Дэн брату. Тот кивнул, не переставая жевать. – Матери и отца тоже нет.

Гуди всё так же продолжал жевать, посапывая и похрипывая.

- У меня остались на память только книга и скрипка. Я… могу вернуть тебе книгу, если хочешь.

Гуди посмотрел на брата. В свете костра его глаза казались наполненными огнём, но Дэнни знал, что на самом деле там только пустота. Гудвин выгорел дотла. Его не восстановить, не сделать таким, как прежде.

- Один человек… маг… Светлый маг, - Дэн так и не смог назвать Чезаре по имени, - сказал мне, что вы не сами кинулись убивать простаков. Что за этим кто-то стоял всё время, пока вы… планировали.

Гуди проглотил последний кусочек хлеба, собрал с колен крошки и кинул их в рот.

- Как и не твоя была идея, чтобы я убил короля, - осторожно продолжил Дэнни.

- Что за маг? – спросил Гудвин. – Тот самый?

Дэн не ожидал услышать голос брата.

- Который тебя увёл, да? Он вроде и сам из Комитета.

- Он меня укрывал, - признался Дэн. – Он хотел помочь и тебе, и маме… но не сумел. Не будем о нём. Я хотел только узнать, кто заставил тебя и остальных участвовать в бунте?

- А тебя кто заставил пойти убивать шестерых магов, Дэн?

- Я только хотел выручить тебя, - хмуро ответил Дэнни. – Это другое.

Ему было очень неприятен равнодушный тон Гуди. Вроде и понимаешь, почему брат говорит так безразлично, но раздражает.

- Я тебе всё равно не скажу, - сообщил Гуди. – Потому что ты четыре года дружился со Светлым магом. Как знать, вдруг ты потом побежишь к нему?

- Нет. Просто… если бы не тот… если бы кто-то не вбил тебе в голову идеи про бунт – разве всё это произошло бы? Подумай, Гуди! Мне было десять лет, а ты заставил меня убить человека!

- Ты убил гнусную пародию на человека, при правлении которого Светлые маги стали в открытую преследовать орден Теней!

Дэнни помолчал немного, а потом уточнил:

- Это был гнев?

- У тебя есть ещё хлеб? – спросил Гуди. – Нет? Ну, тогда сладких снов, брат.

И Гудвин улёгся под кибиткой, где уже лежало потёртое одеяло, постеленное для Дэна Сарой Натани. Лагерь постепенно затихал. Дэнни, сам себя поставивший часовым, подбросил немного дров в костерок и уселся поближе к огню, обхватив острые колени руками.

 Он думал, что найдёт Гуди, и Гуди скажет ему, где искать настоящего инициатора мятежа. Того, кто приказал брату убить короля – что тот и выполнил руками младшего братишки. И Дэн Софет отыщет  этого человека – или людей.

Но вот он нашёл старшего брата, и что же? Во-первых, Гудвин не желает ничего говорить. Не доверяет или просто слишком верен идеям того человека? Во-вторых, сам Гуди вёл себя так, что Дэну хотелось его в порошок стереть.

Кроме этих невесёлых размышлений было и ещё одно. Дэнни мучился тем, что оставил позади, в деревне Сонной. Люди, окружавшие магов под влиянием его музыки, не должны были убить их. Всего лишь удержать. Но в последний момент, когда ван Лиот уже уходил от площади прочь, когда кибитка тронулась с места, он почувствовал, что Светлые мертвы. У него не хватило смелости обернуться, но понял всё и так.

«Я перестарался, - думал Дэнни. – Это всё скрипка. Слишком сильный инструмент, слишком эмоциональный».

На рассвете, после того, как девушки-артистки приготовили жидкую похлёбку, Дэн Софет растолкал Гудвина. Они наскоро выпили варево из мисок, взяли по одеялу и куску хлеба и ушли.

Дэнни нёс в заплечном мешке книгу и скрипку. Ему было страшно дотронуться до инструмента, словно это его воля заставила подростка творить зло, а не наоборот.

Гуди снова погрузился в безразличие, и заговорить с Дэном не пытался. Они шли в сторону побережья, подгоняемые тёплым ветерком.

- Я всё-таки хочу найти тех, кто тебя заставил участвовать в этом, - сказал Дэнни брату на привале. Кругом не было ни души. Земля дышала теплом и сыростью, с тихим шорохом струилась весенняя пожухлая листва, падая с деревьев. Пахло прелью и грибами. Маленькая тополиная роща шептала имена из чьих-то снов, и не было конца листопаду.

- Зачем? – спросил Гуди.

- Не знаю, - ответил Дэн. – В глаза посмотреть.

У него сжалось горло. Он совсем не хотел видеть глаза людей, сделавших с его семьёй такое. Он лучше увидел бы их смерть.

- Я не скажу, - сказал Гуди всё тем же равнодушным голосом. – Во всяком случае, все эти трудности сделали из тебя мужчину. А не обезьянку с лютней.

Дэн хотел что-то возразить, но почувствовал, что дыхание совсем спёрло. До смерти хотелось, чтобы и Гуди ощутил эту боль.

- Все эти трудности? К которым и ты руку приложил?  - с трудом выговорил Дэнни, справившись с дыханием. – А знаешь, я чувствую, что ещё не все струны у тебя порваны. Вчера – вчера я слышал одну.

И прежде, чем брат опомнился, Дэн кинулся на него, вжимая в прелую листву лицом.

За четыре года он трижды прочёл трактат о пытках. И ему приходила в голову некая не вполне оформившаяся мысль о том, что из человеческого тела можно извлекать те же звуки, что и из музыкальных инструментов. Надо лишь знать – как. И вот сейчас у него под руками был материал для проверки теории, а ещё имелся повод, чтобы применить знания на практике.

- Я хочу знать, кто заставил меня убить короля, Гуди.

***

С первым снегом в Азельме начинался сезон балов. Светлые маги в связи с постоянной угрозой очередной каверзы Чёрного Скрипача стали очень популярны. Ни один бал, ни один концерт без них не обходился. Они были вхожи в каждый дом, в каждый трактир или отель, где только могла звучать музыка. Всех скрипачей проверяли по нескольку раз. Чезаре Роз, возглавивший столичный Комитет по делам незарегистрированных Тёмных магов, никогда и никому не говорил, что музыкант, скрывавшийся под мрачным прозвищем, владеет также и другими музыкальными инструментами – лютней, флейтой, пианино, гитарой. Он вообще с прохладцей относился к этой истории и старался, как мог, гасить истерию, которой общественность окружила Чёрного Скрипача.

- Чёрный Скрипач – не серийный убийца, не мятежник и не маньяк, - объяснял он, - у него нет цели убивать всех подряд. Он не пытается уморить целый зрительный зал на концерте, не стремится извести на корню всех Светлых магов.

Розу сразу же возражали. Чёрный Скрипач как-никак был его учеником. Разве не пытался он покончить сразу с десятком Светлых прямо в его доме? Разве не убивал он магов и потом? А гибель шестерых ловцов в деревне Сонной?

- Но он убил затем и одного Тёмного мага, - спорил Чезаре. – А перед этим долго пытал. О нет, вам стоит прислушаться и оставить Скрипача в покое. Он всего лишь мальчишка. Да, у него есть цель, но она не имеет никакого отношения к истреблению Светлых!

Но к нему не было полного доверия. Чезаре Роз четыре года укрывал мальчишку. Роза за это даже судили, но оправдали. Сказалось то, что Скрипача признали зарегистрированным, хотя регистрацию давно не обновляли, и что Чезаре учил его Светлой магии. Увы, безуспешно – очевидно, что Чёрный Скрипач признавал только магию Теней.

«Всего лишь мальчишка»! Мальчишка, убивший несколько человек, подозревавшийся в смерти короля, мальчишка, пытавший и казнивший собственного брата!

Неслыханно!

И Светлые маги расходились по богатым домам или дорогим отелям, чтобы заработать там ещё денег на страхе простаков. Им-то, простакам, легко верилось, что Скрипач придёт именно за ними. А как же?

Между тем Дэн Софет ван Лиот уже месяц не доставал из мешка свою скрипку. Она лежала в чехле вместе со смычком, безмолвная, со спущенными струнами. Книгу Лиот тоже не вынимал – он знал её почти наизусть. Его путь лежал в Азельму, но балы не интересовали подростка. Ему нужно было добраться до новой ложи – ложи Смуты, которую основали почти семь лет назад, и в которую входили как Светлые, так и Тёмные маги. Генерал этой ложи и являлся, по словам Гудвина, автором идеи, как сгубить короля и учинить небывалый в Тирне бунт.

После смерти Гуди от пыток Дэнни понял, чего хочет. Он понимал это так же ясно, как когда-то осознал, что Светлым магом ему не быть. Он хотел добраться до генерала и убить его. А потом уже неважно, что с ним будет – заключение, забвение, смерть… он отомстит за себя и за семью, и за всех Тёмных, погибших или сломленных в результате акции ложи Смуты.

Путь в Азельму выдался нелёгким – холодало, на дорогах встречалось очень мало путников, в деревнях все старались запереться покрепче. Места, где Дэнни так недавно промышлял игрой на скрипке, пустовали или были закрыты на засовы. В редких тавернах он предпочитал побираться, что получалось у паренька убедительно, но не играть. Дэнни изо всех сил старался быть незаметным. Этому, пожалуй, способствовали и тёмная куртка с капюшоном, и растянутый вязаный свитер, и грубые башмаки – как у очень многих людей дороги. Какой-то из таких людей отдал Дэну старую войлочную шляпу с низко опущенными полями, и толстый, длинный шарф. В тавернах паренёк получал кусок хлеба или недоеденную кем-то кашу, кружку горячей воды, иногда – ночлег. И отправлялся дальше, нигде не задерживаясь и ни с кем не разговаривая.

Однажды он столкнулся с патрулём Светлых магов, и они долго пытались узнать у странноватого темноволосого парнишки хотя бы имя. Но Дэн старательно отмалчивался. Маги нашли в его мешке чёрную скрипку. До книги, завёрнутой в тряпки, они не добрались  - им хватило музыкального инструмента. Дэна связали, как будто верёвки могли ему чем-то помешать, и посадили в повозку. Светлые собирались в Азельму, в Комитет, и ван Лиот не стал сопротивляться аресту. Пусть везут, а там он что-нибудь придумает.

Он не хотел тратить сил, не хотел расходовать эмоции на посторонних людей. Поэтому вёл себя очень тихо, не сопротивлялся и не пытался никому навредить. Его лишь беспокоило, как бы Светлые не сделали чего-нибудь с драгоценным инструментом.

Но они лишь сунули скрипку обратно в футляр, а потом в вещевой мешок. Им не было дела до скрипки, они радовались, что арестовали предположительно Чёрного Скрипача. Им очень хотелось, чтобы он как-то себя проявил, чтобы победа не казалась им столь лёгкой, а добыча – столь сомнительной. Поэтому Светлые всю дорогу очень старались вывести его из себя, спровоцировать на какую-нибудь выходку. Они даже предложили ему развязать руки и сыграть на скрипке!

Когда через три дня повозка добралась до Азельмы, Дэнни им уступил и сыграл колыбельную. Магов было всего двое! Он не хотел, чтобы они потом искали его или кому-нибудь сказали, что Чёрный Скрипач-де вернулся в столицу, а потому колыбельная усыпила обоих на двое суток. Что с ними потом стало, Дэнни никогда не интересовался.

Так он дошёл до столицы, где первым делом посетил свой бывший дом. Он стоял брошенный, с выбитыми стёклами, и там никто не жил. Все мало-мальски ценные вещи из дома пропали, вся утварь раскурочена или разбита. В комнате наверху чудом остались целыми окна, и там Дэнни решил ночевать. Кровати, диваны и кресла валялись разломанными. Дэн, однако, сколотил из нескольких обломков подобие топчана, нашёл в кладовке какие-то тряпки и устроил себе постель. В кухне кто-то забил плиту кирпичами, но в дровах недостатка не было – Дэн вытащил кирпичи из очага, поджёг старый стул и долго сидел на корточках, протягивая ладони к огню. Он прислушивался к эмоциям и не слышал их. Оставалась лишь тупая, противная, сосущая тоска.

Спал Дэнни чутко, вздрагивал, просыпался, но под утро уснул крепче, чем мог себе позволить. Проснулся от какого-то звука внизу – то ли звякнуло, то ли треснуло что-то. Звук был тихий, тоненький, не опасный. Опасность таил скорее тот, кто что-то уронил или разбил.

Очень осторожно Дэн поднялся с неудобной постели и потянулся за скрипкой. У него не было иного оружия и иного ценного имущества.

Но звук не повторялся, не слышалось и других – в доме стояла гробовая тишина.

Спустя некоторое время подросток выглянул из комнаты, спустился со второго этажа, со всеми предосторожностями заглянул в кухню. Он был в доме один. В кухне подозрительно и вкусно пахло чем-то знакомым, но, кроме него, не таилось ни души.

Только оглядевшись внимательней, Дэн понял, что кто-то приходил сюда. На холодной  плите лежал свёрток, из которого выглядывала аппетитная горбушка батона с ломким, хрустящим гребешком. Некий гость оставил в кухне пакет с едой: свежий батон, мягкий сыр, розово-полосатое яблоко, жестянку с сахаром и жестянку с кофе. Дэн так и не нашёл ни чайника, ни ковшика, поэтому вскипятил воду в кастрюльке. Он очень давно не ел. Светлые маги почти не давали ему еды, только воду и изредка немного сухарей. Но он не спешил. Осторожно откусил от хрустящего бока батона, окунул в сахар палец и облизал, медленно намазал на отломленный мякиш сыр и так же медленно, торжественно съел.

После кофе Дэна потянуло в сон. Он знал, что это временно – надо лишь перетерпеть ощущение сытой тяжести, а затем придёт бодрость. Но глаза слипались сами собой.

- Тебя все ищут и все ловят, - услышал он вдруг. Вздрогнул, открыл глаза – по-прежнему никого. – Я не здесь. Кстати, с днём рождения, малыш.

- Что? – еле шевеля губами, спросил Дэнни.

- Я знаю, кого ты ищешь, - сказал голос Чезаре. – И знаю, что ты хотел бы обратиться ко мне.

- Я не хотел, - запротестовал Дэн. Но соврал: он думал о Чезаре. Тот мог бы помочь скрываться, да и справиться с неизвестной ложей помог бы. Обязательно помог бы!

- Не приходи ко мне, малыш, - ласково и строго сказал Чезаре. – Жди здесь до темноты, никуда не ходи. Вечером я приду сюда, и мы решим, как нам с тобой быть. Хорошо?

Забыв о том, что разговаривает только с голосом, а самого Светлого тут нет, Дэн кивнул. Ему стало спокойнее и даже как-то теплее.

А в доме было действительно холодно. Опасаясь, что его отследят по шлейфу магии, Дэнни не решался использовать никакое волшебство. Поэтому он только жался к плите, где горели стулья и доски, оторванные неизвестными мародёрами от пола. За окном шёл дождь пополам со снегом, в треснутые стёкла задувал ветер, по полу сквозило.

Но слова «с днём рождения, малыш», сказанные ласковым и спокойным голосом, грели его изнутри. Там от них затеплился огонёк, и на нём оттаивали разные эмоции.

К вечеру Дэнни доел батон, сыр и почти весь сахар. Три раза он варил себе кофе в кастрюльке, из которой и пил, обжигаясь о край. Во рту поселилась горечь с железным привкусом от посуды. У него оставалось яблоко – крупное полосатое яблоко, но Дэн только держал его в руках и изредка нюхал.

Чезаре пришёл не один. С ним явились ещё четверо. Подросток всё так же сидел возле плиты, когда все пятеро появились рядом с ним.  Дэн не ожидал такого и, увидев магов, только и мог, что встать и развернуть ссутуленные плечи. Он не знал, что делать. Убивать Чезаре ему вовсе не хотелось. Единственное, на что его хватило – это швырнуть яблоком в магов и кинуться к двери, ведущей из кухни в комнаты. Его тут же перехватило сразу несколько пар рук.

- Стой, стой, малыш, - сказал Чезаре. Дэна скрутили, пригнули к полу, и Чезаре сел на корточки, чтобы заглянуть бывшему ученику в лицо. – Нам не обойтись друг без друга. Мы знаем, кого ты ищешь. Нам не найти их без тебя, а тебе – не справиться с ними в одиночку. Давай поможем друг другу? Видишь – я пришёл к тебе с друзьями. Они не из Комитета. Если бы я пришёл с Комитетом, они действовали бы не так.

Дэн всхлипнул.

- Отпусти, - буркнул он.

- Только если ты не будешь сопротивляться или убегать, - предупредил Чезаре.

- Мы можем связать его, - предложил кто-то из держащих Дэна магов. – Связать, а потом заставить сделать его часть работы. К чему уговоры?

- Не надо, - с упрёком сказал Роз. – Он мой ученик, я ручаюсь за него. Дэнни?

- Отпустите, - повторил Дэн.

Праздновать пятнадцатилетие в обществе пятерых Светлых магов было Дэну в диковинку. В прошлые разы он отмечал день рождения в обществе одного лишь Чезаре, но к нему Дэн привык. А сейчас маги пришли в его дом и вели себя здесь деликатно. Сообща они восстановили целостность окон, пола, стен, но из мебели ничего не прибавили, только принесли с собой много подушек и одеял, чтобы устроиться на полу. На полу сидели и ели, а потом улеглись спать. Дэнни ушёл в свою комнату, на самодельный топчан, но и там обнаружил два тёплых одеяла и нормальную подушку. Он был сыт и обогрет, но так и не определился с отношением к Светлым, вторгшимся в дом против его воли. В конце концов, Чезаре был прав – нельзя соваться к неизвестным магам в одиночку. Но, выходило, что прав оказался не так давно и Гуди – Дэнни связался со Светлыми. Он ворочался так и этак, и мысли в голове переворачивались, постепенно тяжелея, густея и становясь снами.

«Наши сны остаются снами», - гласит старинное приветствие. У Дэна сны остались по ту сторону, как ни беспокойно он спал. Ему снились родные – мать, отец, брат, живые и невредимые. Но сон вышел тревожный – семья тянула к Дэнни руки, молча плакала, а потом река разделила их окончательно. Мутный, тёмный поток, густой от поднявшегося песка. Дэн кинулся было за матерью, но вода, как живая, отшвырнула мальчика прочь. Он стоял и смотрел, как семья уходит вдаль, и мать, последней шедшая вверх по узкой тропе, оглянулась и взмахнула рукой.

Утром Дэн одевался, наскоро позавтракав, почти в полной темноте. Только угли в плите мерцали, отбрасывая красноватые блики на серьёзные лица магов.

Чезаре подал Дэну его вещевой мешок.

- Всегда собирайся так, будто уходишь навсегда, - сказал он.

Дэн взял мешок и проверил, на месте ли книга и скрипка. Они лежали там рядом с маленькой, глотка на три-четыре, флягой и завёрнутым в салфетку куском хлеба с колбасой.

- На навсегда не хватит, - благодарно пробормотал подросток. Чезаре единственный заботился о нём вот уже несколько лет подряд.

Светлый потрепал Дэнни по плечу и сказал:

 - Идём, малыш.

Комитет собирал сведения о ложе Смуты ещё с того времени, как арестовали Гудвина Софета ван Лиота. Несколько раз они подбирались к ней, использовав различные средства, но ещё больше создавали планов, которые рушились, даже не дойдя до осуществления. Сначала пытались внедриться с помощью взрослых магов – под личинами и без, затем при попытке попасть в ложу погибли два подростка-Светлых. Один погиб вроде бы случайно, на испытании, а второго члены ложи убили сразу же, распознав шпиона. Говорят, даже сам Чезаре пытался установить связь с ложей, но у него ничего не получилось.  Дэнни ничего об этом не знал. На подростка-Тёмного, как оказалось, маги Комитета по наводке Роза ставили уже давно – но не успели ввести Дэна в курс дела, как он бежал.

Терпеливый, дальновидный Чезаре Роз! Доверившись ему, маги Комитета получили-таки в своё распоряжение Чёрного Скрипача – не законопослушного, хоть и зарегистрированного Тёмного мага, преступника, с которым наверняка охотно свяжется ложа Смуты.

Наверняка, но необязательно – уточнял время от времени Чезаре на собраниях Комитета, когда там обсуждали кандидатуру Чёрного Скрипача.

Чезаре Роз запретил Светлым следить за юным ван Лиотом, и потому никто не провожал Дэна до дома, где жил выданный Гудвином связной.

Дэнни постучал, ёжась от холода, и ему открыла несимпатичная, очень худая и злобная с виду служанка.

- Чего тебе, попрошайка? Хозяин бродягам не подаёт, - сказала она неласково.

- Мне нужен Гарольд, Гарольд Клейн, - запинаясь, произнёс Дэн. – Я по делу!

- Какое-такое дело у тебя, проходимец, может быть до эна Клейна?

- Скажите ему, что Гуди умер и я вместо него.

Дэн не был уверен, что Гудвин не соврал под пытками, но ни на что иное надеяться не мог.

Служанка ещё раз смерила бродягу тяжёлым взглядом, кивнула, словно осмотр её в какой-то мере удовлетворил, и закрыла дверь. Дэн не знал, что это означает и надо ли ему ждать, но продолжал топтаться на крыльце. Топтался он долго – ноги успели замёрзнуть, да и под куртку незаметно прокрался коварный весенний холод.

В конце концов служанка открыла ему и молча пропустила в дом.

- Снимай ботинки, - велела она сухо.

Дэн удивлённо и смущённо посмотрел на женщину. В его доме, как и в доме Чезаре, таких требований никто никогда не предъявлял. Ботинки можно было снимать, когда захочется. Он стянул с ног обувь и с трудом пошевелил озябшими пальцами в слишком тонких для такого холода носках. На правой ноге носок слегка порвался, и маленькая дырочка на большом пальце удостоилась сурового взгляда и сердитого сопения служанки.

- Куртку и вещи можешь оставить тут, - женщина решила соблюдать подобие любезности с этим неприятным гостем. Она распахнула дверцы шкафа возле входной двери. Там и так было тесновато и довольно сумрачно, а большой и громоздкий шкаф делал прихожую значительно теснее.

Дэнни снял куртку и повесил её на крючок, но с мешком решил не расставаться. Ему и так было неуютно: без ботинок и куртки в окно не выскочишь и далеко по улице не убежишь.

- Иди-иди, - служанка подтолкнула паренька в комнату, - тебя ждут.

Комната перед ним оказалась большая, но захламлённая. Тут было много полок и шкафов, стеллажей и столов, столиков, этажерок. Везде лежали книги. Полуопущенные шторы свисали по обе стороны мутного окна. Казалось, что в душном воздухе висит тонкая пыль.

Здесь не было камина или печки, и Дэн поёжился.

- Книгам вредны солнце, излишняя влага, сильное тепло и другие портящие их факторы, - проскрипел голос из глубины комнаты. Дэн вгляделся в неопрятный стог одеял и понял, что это старик, лежащий на тахте и укрытый до самого носа.

- Ольза сказала – ты пришёл вместо Гуди. Подойди сюда и сядь вот на этот стул.

Гудвин сказал Дэну, что Гарольд не простой маг, а истинновидец. Однако когда Дэнни приблизился, он увидел, что Гарольд Клейн совсем стар, и почувствовал разлагающуюся силу. Эмоции старика были уже далеко не те, и сознание изрядно помутилось. Пять лет назад он, возможно, ещё был в лучшей форме, но сейчас уже доживал последние месяцы. Если не дни.

Дэн сгрузил со стула на соседнюю этажерку стопку книг и послушно сел около тахты. Из-под нескольких одеял высунулась ледяная истончённая рука и вцепилась в предплечье Дэна. Ощущение было, как будто в него впилась куриная замороженная лапа. Ван Лиот дрогнул, но руку не отдёрнул.

- Гуди, Гуди. Хороший был мальчик этот Гуди, сильный, - одобрительно пробормотал старик тонким, почти детским голосом. – Отличный спектр эмоций, яркие, сочные краски…

При чём тут краски, Дэн не понимал, но нашёл в себе силы сказать:

- Я хочу попасть в ложу Смуты, эн Клейн. Я потерял всех родных.

- Вот как? – голос у старика окреп. Он приподнялся на плоских подушках и взглянул в лицо Дэну. – А чего же ты хочешь?

- Я маг-погодник, - сказал Дэн, хотя понимал, что врать истинновидцу опасно. Да, он совсем старый и плохо видит, но вдруг почувствует ложь? – Когда Гуди связался с ложей, мы вместе подняли большую бурю. Но этого было мало. Я хочу продолжить наше дело и устроить бурю куда более сильную. Вот чего я хочу!

- А я бы хотел поскорее умереть, - сказал Клейн и причмокнул губами. – Умереть без боли. Тебе, юнцу, не понять. Я скажу тебе, как попасть в отбор. Скажу, куда и когда тебе надо прийти, чтобы получить возможность ступить на первую ступень. Мне всё равно, разрушишь ли ты основы ложи или просто пойдешь убивать её генерала. Мне всё равно, убьют тебя или пощадят. Но я очень хочу, чтобы ты дал мне смерть без боли. И потому я скажу тебе всё.

Дэнни понял, что его ложь замечена. Понял он также и то, что старому магу безразлично, как ему назвался прибывший юнец, безразличен сам факт лжи, и за одно лишь обещание исполнить последнюю волю он готов заплатить любую цену.

Он кивнул и приподнял руку старика, поднося к губам, как для поцелуя.

- Скажите мне, -  попросил Дэнни, и его голос внезапно сорвался. Ему не приходилось ещё убивать вот так – беспомощного, лежащего в постели старика, который просил о смерти как об избавлении.

- Улица Вторая Дворцовая, - сказал старик, тяжело дыша. – Особняк Кора Тэллина. Знаешь, где это?

- Я найду, - пообещал Дэнни. – Что я должен сказать?

- Скажи – Гарольд Клейн… кланяется.

- И это всё? – удивился Дэн.

- Всё, - засмеялся сухим, как песок, смехом Гарольд Клейн. И тут же скривился от боли. – Книги мои пусть заберут, а дом – дом чтобы достался Ользе! По справедливости.

Он снова сморщился. Рука, которую держал Дэн, напряглась.

- Теперь твой черёд, мальчик. Сделай всё быстро.

Дэнни прижался щекой к холодной, влажной и слабой руке старика, закрыл глаза. Он знал, что делать с болью, умел с ней управляться. Боль была той стихией, с которой не стоит бороться, но с которой можно попытаться совладать.

Можно было вытащить скрипку и увести старика в смерть мелодией. Но Дэну не хотелось играть. Он просто вобрал в себя всю боль Гарольда, без остатка – жжение в почках и мочевом пузыре, спазмы в сердце и сосудах, ломоту в суставах, застарелую невралгию и ноющую боль в остатках зубов, резь геморроя. И, кроме боли, в Клейне, видимо, больше ничего не оставалось – потому что, вздохнув свободно, он улыбнулся и умер.

Дэнни встал со стула и пошатнулся. Когда забираешь чужую энергию – она переполняет тебя, как вода кожаную флягу. И часть этой энергии становится тобой. Неопытному магу Боли забрать сразу так много может даже стоить жизни.

Светлый маг поступил бы с этой энергией проще всего – он не стал бы преумножать и сохранять, чтобы воспользоваться, а пропустил бы сквозь себя и разделил – то есть выбросил, по-простому, на ветер. Но ни один Тёмный не будет так разбрасываться.

Дэнни хорошо помнил о том, куда дальше лежит его путь, но совладать с полученной энергией боли, укротить её оказалось сложнее, чем он думал. К тому же его собственные эмоции устроили настоящую бурю. Дэн покрылся ледяной испариной, его шатало, когда он шёл к выходу, чтобы забрать куртку и ботинки, и едва неприятная, сердитая Ольза заступила подростку путь, как он передал ей часть полученного. Он боялся и испытывал к служанке неприязнь, даже брезгливость, и когда она, корчась от внезапной боли в животе, упала на четвереньки, Дэн лишь поморщился и перешагнул через Ользу.

- Твой хозяин завещал тебе дом, - буркнул он, сам не зная, для чего.

Он обулся, надел куртку и закутался в толстый длинный шарф. На улице дул резкий ветер, сквозь рваные облака проглядывало неприветливое, холодное солнце. Пахло заморозками. Вдохнув свежего воздуха, Дэн с удивлением обнаружил, что по щекам бегут слёзы.

- Особняк Кора Тэллина, Вторая Дворцовая, - сказал он негромко, ни к кому не обращаясь.

И в воздухе словно слегка потеплело. Возле уха Дэнни возникло лёгкое колебание, и он услышал тихий, на грани слышимости, низкий, добрый голос:

- Осторожнее, малыш. Это дом королевского камергера. Кор Тэллин находился при дворе ещё при Кардавере. Он амбициозен и жаден.

- Жестокий?

- Скорее подлый, - ответил Чезаре без запинки. – А от подлеца можно ждать всего. И жестокости, и трусости, и ножа в спину. Мы с тобой, малыш. Иди.

Дэнни поправил на спине вещевой мешок и отправился к дому.

В городе Азельме улицы длинные, переходящие из квартала в квартал, и Вторая Дворцовая, начинаясь от летней резиденции короля, идёт сначала мимо богатых особняков, мало чем уступающих собственно дворцам. Потом Вторая Дворцовая резко идёт под уклон – мимо рыночной площади, через квартал ремесленников, а там – к речке. Туда же выходят и трубы канализации. У самой речки живут разве что совсем уж никудышники. Улица Трудолюбия, на которой проживал Гарольд Клейн, находилась от Второй Дворцовой на очень почтительном расстоянии, и Дэнни долго петлял через дворы, желая срезать путь. Дважды он перелезал через заборы, мечтая перенестись к дому Кора Тэллина с помощью магии – он знал эту улицу. Но – нет, нельзя. Поймают Светлые, которые, может быть, и не слышали о Чезаре Розе и его планах – и что тогда делать? Потом, конечно, отпустят, наверняка Чезаре вступится – и отпустят. Но сколько времени будет потеряно…

А ведь он и так потерял больше четырёх лет. Почти пять.

Улица Вторая Дворцовая выглядела так, что Дэнни махом перелетел через эти почти пять лет и почувствовал себя тем же подавленным, одиноким перед лицом тяжёлого испытания мальчиком в белых чулках и новенькой рубашке. Здесь вместо булыжной мостовой на земле лежали до блеска отмытые плитки, чёрные, бордовые, кремовые. Сложный и очень красивый узор. Здесь металлические ограды представляли собой замысловатые произведения искусства. Здесь дома походили на чертоги небожителей, как в сказках.

Когда Дэнни увидел стражей порядка, он поразился уже одному тому, как они здесь одевались. Ван Лиоты и сами жили не бедно, но в их квартале стражи ходили в простых тёмно-серых куртках с оранжевыми нашивками и жёлтыми полосами на груди. В просторечии их называли «мухами». Впрочем, отец Дэна не любил просторечий. Здесь же были скорее не мухи, а целые шершни – в чёрных  коротких, ладно сидящих мундирах, на рукавах по пяти нашивок вместо одной, а накладные полосы на мундирах – золотые. Сами «шершни», видимо, представляли отборную элиту стражей – откормленные, крупные, высокие, породистые. К Дэнни навстречу шли сразу трое, и лишь один был такого же роста, как он, а другие заметно выше. Но по ширине все стражи превосходили юного ван Лиота чуть ли не вдвое.

Сначала Дэн Софет обрадовался, что ему будет у кого спросить, который из этих дворцов – особняк Кора Тэллина, но когда «шершни» приблизились, у паренька возникли некоторые опасения. У стражей были такие лица, словно они увидели на плитках улицы не подростка, а кучку нечистот, и теперь готовились от нее избавиться. Дэн слегка струхнул, но виду решил не показывать.

Ему хватило времени, чтобы достать из мешка скрипку и смычок. Развернуть их, вынуть из футляра, настроить инструмент – на это уже не оставалось ни секунды, и Дэн решился на краткий магический всплеск, который, как волна, оттолкнул стражей на полшага. Они остановились, видя перед собой мага, и уставились на него уже по-другому: настороженно.

Дэнни мановением воли стряхнул со скрипки её  футляр, бережно прижал инструмент к ключице, лаская, прошёлся пальцами по струнам. И лишь затем с трепетом коснулся скрипки смычком.

«Шершни» при виде чёрной скрипки бросились бежать.

Дэн усмехнулся и начал играть – просто играть, как будто для себя, словно желал насладиться музыкой. Это была спокойная, плавная мелодия – вроде колыбельной. Холодный ветер жёг пальцы, и Дэнни было больно за скрипку – каково ей на морозе? Не повредят ли ей холод, ветер и сырость?

Играл он недолго. На крыльцо одного из особняков, располагавшегося через дом от Дэна на другой стороне улицы, вышел человек. Только взглянув на музыканта, он быстрым шагом подошёл к воротам особняка и распахнул их, не касаясь руками створок – лишь легким взмахом. Человек был одет по-домашнему – в длинную белую рубаху с широким воланом, волочившимся по плиткам, и тёплый бархатный халат. Он поспешно шёл к юному музыканту, и под его ногами сам расстилался белоснежный пушистый ковёр. Когда край ковровой дорожки уперся в носки стоптанных ботинок ван Лиота, а человек остановился всего лишь в двух шагах от него, колыбельная зазвучала требовательней и пронзительней.

Он оказался высоким – выше Дэна Софета, но дрябловатым, нездоровым. Изжелта-бледная кожа и седая, с залысинами голова вызвали у Дэна особое отвращение.

- Прекрати, - резко махнул рукой человек в халате.

Дэнни почувствовал, что его будто сковывает неподвижность, но пересилил онемение рук и упрямо продолжил играть.

- Я разнесу твою скрипку в щепки, - сквозь зубы поспешно произнёс человек в халате.

Он дёрнул подбородком – дряблым, но очень хорошо выбритым. И чёрная скрипка жалобно затрещала.

Дэнни опустил инструмент и смычок, с вызовом глядя на незнакомца. Музыка продолжалась – плавная, нежная, ласковая.

- Вы Кор Тэллин? – спросил мальчик.

- Да, да, я – эн Кор Тэллин, - быстро сказал человек. – Иди за мной, и прекрати, наконец, этот собачий концерт!

Дэнни с огромным наслаждением сейчас же разделался бы с этим человеком. Но Чезаре просил об иной услуге, и ради учителя ван Лиот прервал мелодию на полутакте.

- Хорошо, эн Кор Тэллин, - Дэн щёлкнул пальцами, и скрипка сама улеглась в футляр, а затем проследовала по воздуху в вещевой мешок. Подросток был уверен, что здешние Светлые страж-маги всё это засекут, но, скорее всего, закроют на магические возмущения глаза. Наверняка тут и не такое порой происходит, однако маги ложи Смуты, обосновавшиеся в особняке и поблизости, как-то привыкли обходить правила. Чем-то прикрываются, а может, попросту платят за молчание.

- Для тебя – великий камергер его Величества Грета Кешуза, - промолвил Тэллин. – По крайней мере до тех пор, пока я не разрешу называть себя иначе. Что ты имеешь мне сообщить, мальчишка?

- Что Гарольд Клейн вам кланяется, - сказал Дэн, закидывая мешок на плечо. Он развернулся и сделал вид, что уходит, выполнив миссию.

- А что ещё?

- Не знаю. Он умер, - равнодушно ответил Дэнни.

- Умер? – Тэллин запахнул халат и сделал за ван Лиотом несколько торопливых, мелких шагов. – Как это произошло?

Он едва нагнал Дэна и схватил его за плечо. Дэн Софет обернулся и выдержал взгляд ужасных светло-серых навыкате глаз. Казалось, что в глазницы Кора Тэллина воткнуты два каменных шара, так холоден оказался этот взгляд.

- Я убил его, - ответил ван Лиот просто.

Наверное, камергер его Величества ждал каких-то других слов или объяснений, но вид уличного мальчишки-музыканта, глядящего из-под давным-давно не стриженных волос на могущественного богача в халате, его впечатлил.

Во всяком случае, Кор Тэллин перестал пялиться на Дэна Софета как на мерзкое насекомое.

- Иди за мной, - сказал он. – Надеюсь, Гарри знал, что за поклон мне присылает.

Первая ступень посвящения в ложу Смуты, не принадлежащей ни к Ордену Теней, ни к Ордену Отражений – это полное безмолвие и абсолютная покорность. Необходимо раствориться среди других членов ложи, привыкнуть к тому, что тебя игнорируют или унижают, нельзя делать, говорить и даже думать и чувствовать, если тебе не приказывают.

Незадолго до Дэна в ложу намеревались принять ещё двух неофитов – по оговоркам магов, один пришёл неделю назад, а второго привёл за полмесяца до Дэнни сам Тэллин. Софет не знал их имён и никак не мог запомнить их лиц – потому что смотрел только перед собой или в пол. Молчание давалось ему без усилий. Мысли он изолировал, научившись хранить абсолютно бесстрастное выражение лица. А вот с эмоциями было сложнее.

Приходящие на ежедневные собрания члены ложи потешались над новичками, ещё даже не ставшими учениками. Один из юношей, по виду – старше Лиота года на два, не выдержал, когда несколько шутников раздели его и велели неподвижно стоять в комнате прислуги, где девушки сначала подняли визг, а потом, пользуясь покорностью и молчанием послушника, нарядили его в кружевной передник и выгнали на улицу. Там, на улице, как раз разыгралась метель, и оказавшийся за дверью молодой человек не выдержал и взмолился, чтобы его впустили. Он не посмел даже использовать магию, чтобы согреться или перенестись в тепло – но совершил другой проступок, заговорив.

Его впустили. Дэн больше не видел этого послушника. Как от него избавились, он не спрашивал и предпочёл об этом не думать.

Дэнни молчал, не думал, старался не чувствовать – порой только мысленно звучащая внутри музыка и спасала его. Насчёт звучания внутри музыки никаких правил не было: очевидно, никто из ложи не додумался до такого. Или им до того не везло с музыкантами?

Неофиты жили в доме Тэллина на правах комнатных собачек – ели что кинут, и спали где получится, причём любой мог согнать их с места. Оставшись вдвоём со вторым испытуемым, Дэнни ни разу не сделал попытки как-то защитить худенького юнца, возможно, своего ровесника. Тот порой плакал, когда думал, что его никто не видит. Раз или два юнец огрызался на служанок, когда они будили его, и при этом рычал, как собака. Это был тот самый, которого привёл Тэллин, и по обрывкам бесед магов ложи, являлся генералу дальним родственником. Спустя месяц после появления Дэна в доме оба подростка устроились на ночь в кухне возле печки, и два члена ложи прокрались туда, прихватив розги. Когда спящих начали хлестать по ногам и спинам, они, ничего не понимая, попытались бежать. Но нападавшие позаботились об этом – они связали мальчиков заклинаниями, чтобы те не смогли удрать. Дэн и его безымянный товарищ по испытаниям скорчились, пряча от ударов наиболее уязвимые места и изо всех сил старались держаться спокойно. Но родственник Тэллина заметил, что один из нападавших раскалил в печке кочергу и поднёс её к ноге Дэнни. Оскалившись, паренёк заорал что есть силы, а потом вцепился зубами в лодыжку ближайшего к нему мучителя. Озорники сообразили, что перешли установленные правилами границы – не причинять новичкам никакого серьёзного вреда, и смылись, забыв снять с ребят магические путы.

Приблизившись к товарищу, Дэн с трудом прошептал:

- Зря ты это сделал. Тебя могут убить.

- Не убьют. Я – двоюродный племянник Кора.

Больше они не сказали друг другу ни слова, но Дэн, избавляясь от боли в  исхлёстанных розгами ногах, помог и родственнику Тэллина.

Если уж виноват этот новичок – за неподобающее поведение и недостаток покорности – то у Дэнни тоже появилась провинность. Он использовал магию.

Наутро они проснулись в большой кровати, утопая в перинах и подушках. Они прошли первое испытание.

Товарищ Дэнни, худощавый и угрюмый подросток четырнадцати лет, выдержал ещё два испытания. Потом Дэнни остался один. К этому времени, к самому началу весны, он почти полностью лишился воли и думал только о Гуди. Гуди не отсутствовал дома целыми месяцами – он обучался в старшей школе, где проводил восемь дней и всегда возвращался на два выходных домой. Гуди никогда не выглядел подавленным, не устраивал истерик, вёл себя как обычный семнадцатилетний парень. А Дэнни ощущал угасание эмоций, с каждым днём ему становилось хуже. Быть может, причина крылась в том, что Гуди всё-таки возвращался домой? Или испытания в ложе Смуты лишь со временем стали такими тяжёлыми, а раньше новичков так сильно не мучали?

Окончательно пав духом, товарищ Дэнни, по слухам, был отправлен домой. В последние дни, когда Дэн с ним виделся, парень явно был не в себе – впадал в оцепенение, прятался от всех, стараясь при этом забиться куда-нибудь на чердак или забраться на крышу. А иногда срывался и вёл себя, как и в прошлом, подобно собаке: рычал, выл, порой кусался. На память о нём у Дэнни на запястье долго оставался рубец от двух полукружий человеческих зубов. Впоследствии Дэн Софет много раз менял внешность, но с рубцом не расставался до преклонных лет. Потом как-то забыл о нём, и рубец исчез. Но это было уже много-много лет спустя.

К весне Дэнни стал учеником ложи и получил право выходить за пределы особняка. Если бы не Чезаре, о котором Софет помнил уже совсем смутно, и не желание расправиться с генералом Тэллином и всей ложей, Дэн не стал бы пользоваться этим правом – ему было просто незачем.

Наставник Дэна Деймон Марсел – молодой Тёмный маг, раньше принадлежавший к ложе Власти, - предложил юному ван Лиоту жить с ним в качестве слуги. Но Дэнни решил всё свободное время проводить в собственном доме. Благодаря присмотру Чезаре Роза дом не обветшал и не пришёл в запустение. Кто-то прибрал тут, как мог, и хотя мебели и другой утвари тут не прибавилось, и не появилось уюта, обжитости, тепла – это всё же это было хорошее убежище. Софет не сомневался, что за ним следят, и поэтому не искал встречи с магами Комитета или друзьями Роза. А тем более он не пытался встретиться с ним самим. Чезаре общался с Дэнни лишь мысленно, и его низкий, спокойный голос и обычное обращение «малыш» по-прежнему грели душу подростка.

Дэнни не понимал, чего выжидают Светлые. Он внедрён в ложу, знаком с множеством её членов, вхож в дом генерала. По мнению Софета, достаточно было убрать генерала, чтобы покончить с ложей Смуты. Тем более, он слышал от магов ложи подтверждение тому, что пять лет назад именно они организовали покушение на короля. Кор Тэллин при Дэнни рассказывал об этом – о том, как были зачарованы несколько подростков,  о том, как один из них воспользовался талантом брата,  о том, что сейчас знаменитый Чёрный Скрипач – ученик ложи и скоро станет подмастерьем. Об этом – Дэн отчетливо чувствовал эмоции – он говорил с особой гордостью, впрочем, не называя имени Софета. Ван Лиот мог бы убить генерала в любой момент, но лишь ценой собственной жизни. Но Чезаре ещё тогда, в день рождения Дэна, дал ясно понять, что такие жертвы в его планы не входят. «Ты ещё нам пригодишься, малыш!» - только и слышал Дэнни.

За два с половиной месяца в доме Тэллина ложа подготовила и провела две акции, во время которых погибли четыре человека при дворе Грета Кешуза. Все они, как слышал Дэн, были достаточно влиятельными людьми. Их заменили маги ложи.

- Мы должны поймать их на более крупном деле, застигнуть врасплох, малыш, - сказал как-то Чезаре, и паренек признался учителю, что ему не по себе.

Но Чезаре, видимо, не придал этим словам большого значения.

Деймон Марсел был наставником Дэнни до самого лета, до тех памятных дней, на которые назначили переезд королевского двора из весенней резиденции в летнюю. Сначала отправились бесконечные повозки со скарбом, потом выехали фургоны с прислугой, через день направились в резиденцию пажи и фрейлины. Важные вельможи отправились предпоследними. В этой партии ехал Кор Тэллин. Дэнни нашлось место среди музыкантов, поварят и коридорных мальчиков, Марсел ехал с пажами. Кроме их троих, в операции должны были участвовать ещё несколько магов. Все они переезжали постепенно, разными путями. Операция готовилась против Грета Кешуза и его молоденькой жены, которой едва исполнилось шестнадцать лет. Недавно она родила мальчика. Этот мальчик обладал магическим даром. Маги ложи Смуты хотели устранить всех из королевского рода – включая, на всякий случай, даже пожилую любовницу бывшего короля, мать Грета Кешуза.

Дэнни предупредил Чезаре о подготовках еще тогда, когда к летней резиденции двинулись фургоны с утварью и продуктами. Тем больше оказалось его удивление, когда во дворце не оказалось магов Комитета – ни единого мага оттуд, если не считать самого Дэна! Скрипачи и флейтисты устраивались в общей спальне, Дэнни со своей скрипкой оказался среди них, как свой – каждый считал само собой разумеющимся, что к ним присоединился новенький. А вот тут Дэну Софету довелось удивиться еще больше  – среди двух десятков скрипачей шестеро оказались обладателями инструментов, выкрашенных в чёрный цвет.

- Жертва моды? – спросил Дэна музыкант постарше, кивая на чёрную скрипку в руках мальчика. – Да ты хоть знаешь, каким музыкальным гением надо быть, чтобы походить на самого Чёрного Скрипача? Эх, куда вам, молодёжи! Чёрный Скрипач – настоящий волшебник! Я слышал его лишь однажды, это было прошлым летом… а вы, сколько не портите инструменты чёрной краской, лучше играть не станете!

- Но, говорят, Чёрный Скрипач тоже очень молод, - якобы обиженный пренебрежительными речами музыканта, сказал Дэн. На самом деле он почувствовал, как оживает в этой компании. Вот сейчас даже улыбаться захотелось. Оказывается, у него немало поклонников. Что ни говори, а приятно!

- Молод – или же выглядит молодо, малыш? – прищурился на него музыкант.

Дэнни уставился на него в упор. Седоватый, лет, может, сорока, сухопарый мужчина в чёрной строгой одежде, с белым галстуком. Ни малейшего сходства с молодым, широкоплечим, ясноглазым Чезаре! Но внешность можно подделать. И возраст убавить-прибавить можно, хотя обычно маги этого не одобряют. Вот только магу сложно притвориться простаком, не магом – полностью убрать магические шлейфы, запрятать самого себя, свою сущность так глубоко, чтобы никто не мог различить.

Нет, это не Чезаре. Не может этот музыкант быть Чезаре. Ну просто… никак не может.

- Вот то-то же, - на свой лад истолковав молчание юного музыканта, мужчина похлопал себя по коленям и бережно достал из кофра карамельно-коричневую виолончель. – Гениальность приходит с опытом, а опыт – с возрастом. Не может Чёрный Скрипач быть юнцом.

Тут у ворот резиденции загрохотали колёса, и Дэн услышал недовольный голос Марсела:

- Дэнни! Эй, Дэнни!

- Это меня, - виновато сказал подросток, аккуратно сложил скрипку и смычок в кофр и побежал сначала в общую спальню – пристроить инструмент на своей кровати, - а затем в просторный холл.

Деймона Марсела сопровождал седой слуга, с радостью переложивший на Дэнни заботы о багаже хозяина. Дэн, у которого из имущества, кроме книги и скрипки, была смена одежды и кое-какие мелочи, помещавшиеся в один вещевой мешок, полдня перетаскивал багаж в комнаты, отведённые для пажей. К его тайной радости, у Марсела даже не было своей спальни – правду сказать, общая комната, где он собирался устроиться, не сильно отличалась от двух,  отведённых музыкантам.

- Мы не должны показывать, что как-то связаны, - лениво сказал Деймон Софету, - но ты всё-таки не слишком пренебрегай своими обязанностями коридорного лакея, друг мой.

От его покровительственных интонаций Дэнни снова пробрал смех – он еле сдержался.

- Я определён к музыкантам, эн Марсел, - сказал паренёк. – Мне не удалось скрыть скрипку, а она всегда со мной. Если вам угодно позвать коридорного, то там вон есть Лекс и Хон. Отличные мальчишки, шустрые.

Не дожидаясь, пока Деймон начнёт порицать ученика за оказанное неуважение и непослушание, Дэн вышел из пажеской части дворца и вдруг побежал по коридору, да едва ли не вприпрыжку.

Так, вприпрыжку, чуть и не врезался в девушку. В простеньком сером платье, грязном у подола, она тащила на руках хнычущего пухлого младенца. Пёстрая косынка съехала у девушки набок, открывая тёмно-каштановые волнистые волосы, тугие щёчки покраснели, должно быть, от жары. Светло-карие глаза смотрели на Дэна с любопытством и без раздражения.

- Добрых снов, - в некоторой растерянности пробормотал Дэнни. – Извини, что…

- Ой, да что ты, - фыркнула девчушка. – Это я тут из-за Ланди ничего вокруг не вижу. Прости, надо бежать!

Девчонка была вряд ли сильно старше Дэнни, но очень крепенькая, похожая на боровичок. С самым деловитым видом она обошла Дэна и направилась к королевским покоям. Дэнни с запозданием сообразил, что младенцев во дворце, кроме как королевского рода, быть не должно. Значит, высокородная семья уже пожаловала.

В сердце у подростка что-то ёкнуло. Он никогда не видел молодого короля Грета и уж тем более его мать, жену и сына. Наверное, поэтому Софету ни разу не пришло в голову пожалеть королевскую семью. Конечно, Светлые собирались предотвратить покушение, но Дэну по большому счёту было наплевать – погибнет король с семьёй или нет. Вот этот малыш, стало быть, точно не погибнет. Но молоденькая нянька, безотлучно находящаяся с младенцем, никому не нужна. Маги ложи Смуты собирались сами воспитывать принца, и если уж им будет нужна при ребёнке нянька или кормилица – то проверенная, своя, а не этакая пигалица.

С краснощёкой  девицы мысли Дэнни перескочили и на юную королеву – а ведь она всего на год старше, чем он. То есть такая же, по сути, девочка, как и эта.

И  Светлым тоже наплевать на этих девчонок – и на няньку, и на королеву. Им главное – сохранить в целости персону Кешуза и не допустить дворцового переворота.

Оркестр собрали на репетицию в танцевальном зале. Тут пока было пусто – ни лент, ни цветов,  - и плохо освещено. Стульев не хватало, рояль плохо настроили. Но дирижёр преисполнился жгучего желания непременно похвалиться увеличенным составом нынче же вечером, когда у королевских особ будет первый летний ужин на веранде. Ради этого он гонял музыкантов четыре часа без передышки, и лишь когда умаялся и проголодался сам, отпустил оркестр отдыхать. Виолончелист, покровительственно отнесшийся к Дэнни, показал, где будут есть музыканты – оказывается, возле кухни имелась специальная столовая для персонала рангом повыше, чем кухарки-поломойки. Здесь таких называли «чистые» или «белоручки», несмотря на то, что ни музыканты, ни танцоры, ни пажи и не думали отлынивать от своих обязанностей. Здесь стояли длинные столы и скамьи. Многие музыканты пренебрегли столовой и ушли из дворца по своим домам, к негодованию дирижёра, боявшегося их опозданий. Но многие, как Дэнни и виолончелист, остались.

Дэн остаток дня настороженно посматривал на сухопарого музыканта, но тот вёл себя настолько не подозрительно, что настороженность сама по себе прошла.

Вечером был дан большой ужин в честь переселения в летний дворец – дальше, по словам Марсела, будут приёмы и балы, но таких больших обедов и поздних ужинов уже не предвидится до самого  конца сезона. Столы накрыли под огромным тентом на садовой аллее, а музыканты устроились на широком крыльце дворца. Скрипачей проверял Светлый маг, но когда дело дошло до Дэнни, он лишь подмигнул и нарисовал в воздухе светящийся вензель – знак ложи Смуты, виденный Софетом в доме Тэллина.

Королевская семья вышла из воздушной беседки, украшенной тюлем, белыми и розовыми розами, пушистыми белоснежными перьями – честно говоря, Дэну она напомнила дикую помесь торта с птицей. Сначала прошествовала к столу мать короля – грубовато сложенная, в хорошо сшитом, но безвкусно богатом платье. За ней шёл сам Грет Кардавер Второй Кешуз – внебрачный сын Кардавера Первого. Он был худой, некрасивый, очень молодой и крайне серьёзный. Видимо, правление давалось ему с трудом. Дэнни ожидал увидеть корону на его голове. Но никакой короны не было – только тонкий блестящий обруч без камней и зубцов.

Юная королева с ребёнком на руках, в сопровождении двух то ли нянек, то ли кормилиц, появилась последней. Дэн, с крыльца жадно следивший за процессией, чуть не упал со стула: девушка в розово-белом наряде, с пухлым хнычущим малышом, была та самая, краснощёкая, полненькая, только грязноватое серое платьице шло ей куда больше.

Дирижёр взмахнул палочкой, оркестр послушно заиграл плавную и спокойную, подходящую случаю, «Балладу трёх менестрелей». Дэнни мог её играть с закрытыми глазами – настолько проста и предсказуема была мелодия. Приятный эффект от неё производился всего лишь слаженным звучанием множества инструментов. Игра не мешала Дэну обдумывать действия.

Покушение на короля, его мать и жену назначили на завтрашний бал. Кор Тэллин по мелочам не разменивался: он планировал убрать не только королевскую семью, но и несколько ключевых фигур. Значит, времени совсем немного – сутки, даже, наверное, чуть меньше. Дэн поискал глазами Великого Камергера – Тэллин не сел за стол с другими вельможами, а стоял на почтительном расстоянии, как распорядитель, и следил за тем, чтобы подчинённые двигались по строгому распорядку. От Марсела Дэн Софет уже знал, что Кор Тэллин, назначивший Дэнни роль коридорного, недоволен тем, что мальчишка оказался в оркестре. Но до беседы с учеником не снизошёл и наказания не назначил, вероятно, отсрочив его или придумав для Дэна особую роль.

Но он сейчас был здесь, а стало быть, Дэнни мог действовать на свой страх и риск. Осталось придумать лишь, как отсюда убраться. Он не сомневался, что поднимется переполох. Возможно также, что люди из ложи Смуты обнаружат себя. Есть ли поблизости люди Чезаре Роза? Против воли Дэн покосился на виолончелиста. Тот, полуприкрыв глаза, старательно выводил свою партию.

Следующей играли пьесу «Часики», под которую на балах обычно танцевали круговой танец. Незамысловатый мотив, позаимствованный «из народа», в исполнении оркестра звучал благородно и красиво.

Виолончелист словно проснулся и повернулся к Дэнни, не прекращая игру.

- Мы с тобой, малыш, - сказал он негромко тихим голосом. – Мы рядом. Не надо волноваться. Завтра всё будет хорошо.

Дэнни хотел сказать, что завтра всё будет непоправимо испорчено, но не стал. Чёрная скрипка в его руках уже превратилась в оружие.

Будь что будет – как-нибудь уйти он сумеет.

«Вы уж простите, эн Чезаре, но я отчётливо вижу, что у нас сейчас разные цели», - подумал Дэн. Он не знал, сможет ли Чезаре, пользующийся виолончелистом как способом передачи посланий, услышать его мысли. Не знал он также, что может произойти, когда Великий Камергер упадёт замертво.

Он лишь видел, как Тэллин, передвигаясь по аллее, постепенно приближается к юной королеве. Та уже передала ребёнка кормилице. Малыша унесли. Дэнни заметил сначала Марсела неподалёку от беседки-торта, в нескольких шагах от кресел короля и его семьи. Потом увидел ещё нескольких магов ложи Смуты, они сужали кольцо вокруг столов. По правую руку от королевы-матери Дэн заметил вельможу, который украдкой нарисовал в воздухе коротко вспыхнувший вензель.

У Дэна перехватило дыхание. Они перенесли покушение на сегодня, заподозрив неладное. Так что ему, скорее всего, не уйти живым.

В строго выверенной партитуре «Часиков» не было места для скрипичного соло. Тем неожиданней для дирижёра и оркестра прозвучала чёрная скрипка Чёрного Скрипача.

Дэнни встал со стула и повёл мелодию, сначала в рамках заданного ритма народного танца. Но оркестр сбился и в расстройстве умолк – единый организм потерял путеводную нить. Дирижёр постучал палочкой по пюпитру, и Дэну пришлось на краткий миг отвлечься, чтобы усилием мысли сломать её. Хорошо было бы, конечно, и дирижёра успокоить – но на это не хватало времени и ресурсов.

Дэн продолжил мелодию – вбирая в себя то, что мог поймать от музыкантов. Изумление, растерянность, робость, неуверенность – какие, однако, слабые эмоции! Хорошо, что их хотя бы много.

Ещё в запасе у Дэна была боль, взятая на время у Гарольда Клейна. Но этого всё равно было мало, мало!

Он увидел, как одобрительно посмотрел на него Марсел. Поймал настороженный, но не злобный взгляд генерала. Они решили, что мальчишка отвлекает внимание, заметив их наступление  - так понял Дэн Софет. Значит, они считают, что утечка происходит не от него? Тогда почему не посвятили в свои планы?

Дэн вдруг почувствовал небывалую поддержку. Его мелодия окрепла. Её подхватили четыре скрипки. Затем подключилась арфа. Музыка постепенно становилась ярче, сильнее и драматичней. Дэнни вёл свою партию соло – но чувствовал поддержку сначала части оркестра, потом – всех музыкантов, которые, зачарованные, играли даже лучше, чем под руководством дирижёра. Дэнни чувствовал все инструменты, проживая с каждым из них маленькую жизнь. Заворожённые музыкой аристократы перестали жевать, застигнутые силой мелодии на месте слуги замерли. Но маги Смуты продолжали действовать, и Дэн Софет, отложив скрипку на стул, бросился к генералу сам. Оркестр действовал, как единый организм – музыка набирала мощь, и вся эмоциональная энергия стекала в Софета. Он почти летел, но не успевал – рука Кора Тэллина уже легла на плечо юной королевы, а сам Тэллин с усмешкой смотрел на Чёрного Скрипача. «Сейчас он её убьёт», - подумал Дэнни.

Ошеломлённый быстротой событий, переполненный силой, Дэн был на краю аффектации. Он понимал, что сейчас ему это ни к чему – в состоянии аффекта контролировать себя невозможно. Наверное, на один удар ему точно хватит – и удар такой силы, что разнесёт генерала в клочья. Только бы он убрал руку с плеча девушки, а не то ей тоже достанется.

- Малыш, только ничего не делай, - сказал Чезаре через виолончелиста, но его голос еле-еле пробился сквозь потоки музыки. – Уходи оттуда быстрее! Уходи!

В его голосе Дэну послышалась досада.

И именно эта эмоция стала последней каплей, вызвавшей аффектацию.

Дэнни поднял смычок, и, вложив всю мощь в него, послал в генерала ложи Смуты Кора Тэллина ужасающей силы заряд.

Именно в этот миг точно в такт музыке-предательнице Тэллин сделал танцевальное па и развернул юную королеву спиной навстречу синевато-бледной молнии, берущей начало из смычка Дэнни. Усмехнулся – его дряблое, старое лицо луной возвышалось над головой несчастной девушки – и исчез. Деймон Марсел, стоявший в шаге от него, не сдержал изумлённого вскрика.

Дэн дёрнул рукой, пытаясь изменить траекторию молнии, и она скользнула, взрезая королеве платье на спине, проходя по шее и беззащитному затылку, и ушла в небо. Юная королева беззвучно упала на руки Грета Кешуза, безмолвно открывавшего и закрывавшего рот. Музыка оборвалась, отовсюду к Дэну бежали маги – не менее десяти человек. Пирующие разбегались во все стороны, кроме дворца – ведь Чёрный Скрипач стоял на крыльце. Музыканты сидели в полнейшей растерянности. Сзади к Дэну подошёл виолончелист и осторожно забрал из побелевших пальцев смычок и скрипку.

Онемев и окоченев, Дэн Софет ван Лиот дал себя связать всеми мыслимыми способами – верёвками, магией, зачарованной цепью. Он был потрясён и в то же время обессилен. Он дал бы себя убить в этот момент, потому что потерял и цель, и смысл.

Но его не убили, а увели прочь из дворца, и в сгущающихся сумерках провели к глухо забранной решётками карете, запряжённой четырьмя лошадьми. В карете тускло горел светильник-жук, тихо жужжали шестерёнки, тикал часовой завод. Сидевший на жёстком, оббитом кожей сиденье человек дымил трубкой.

Дэна втолкнули в карету, кто-то пронзительно свистнул, щёлкнул кнутом, лошади резво покатили карету прочь от дворца.

Чезаре посмотрел на ученика и с тихим смешком щёлкнул пальцами. Путы распались, магия, удерживающая Дэна, развеялась.

- Ты… - Дэн сглотнул пересохшим горлом всухую, прокашлялся и начал заново:

- Вы всё видели?

- Я не просто видел, я тебя просил не соваться! – равнодушно сказал Чезаре. – Тебя так легко спровоцировать! А если бы ты сдержался, то ничего бы не было! Ничего! Ты понимаешь? У них было всё спланировано на завтра!

- Я видел, они собирались всё сделать сегодня! – горячо возразил Дэнни.

Ему вдруг стало нехорошо. Кроме него, стало быть, среди магов ложи был кто-то ещё, кто точно знал о планах генерала. У  Светлых был запасной… кто? Может быть, тот виолончелист, не-маг?

- Королева – жива? – угрюмо спросил Дэн.

Чезаре покачал головой.

- Убита. Ей хватило бы и половины того удара, который пришёлся по ней. Попади ты точнее, её бы испепелило.

Дэнни скрипнул зубами.

- Я хотел попасть по Кору Тэллину.

- Тебе было сказано: он нужен живым! Было? Тебе было сказано: не предпринимай ничего, пока тебе не велят. Причём и с нашей стороны, и с той! Приказали – подчиняйся, сопляк! Почему все сопляки думают, что они умней остальных? Почему они считают, что сражаются с мировым злом один на один? – взорвался, наконец, Светлый маг.

Но и Дэнни прорвало:

- А зачем тогда вам вообще пользоваться доверием сопляков и подставлять их на размен в ваших дурацких играх? Ты мог бы сам пойти и внедриться туда, и быть там круглым дураком вместо меня! Чтобы отвлекать всяких шишек, пока кто-то более умный приведёт гениальный план в исполнение! Останови карету и выпусти меня. Я ухожу.

Чезаре какое-то время молчал, мусоля трубку. Дэн пожалел, что не видит, какая она – короткая коричневая, вишнёвого дерева, или средняя буковая, розоватого цвета? Не длинная бамбуковая точно.

- У тебя ещё немало силёшек осталось, да? – спросил Чезаре, наконец. – Я тебя не подставлял. Это Комитет. Это во-первых. Во-вторых, как бы там ни было, а отпустить я тебя не могу. Ты арестован за убийство королевы. Я решил сам забрать тебя только потому, что боюсь – тебе в ином случае не доехать живым до конторы Комитета. Ты хоть представляешь, сколько насвоевольничал?

Чезаре пыхнул трубкой и грустно добавил:

- А я ведь за тебя поручился.

- Ты не знал, что они подсадили в ложу кого-то ещё? – поразился Дэн. – Ты же главный в Комитете!

- Уже нет, - спокойно ответил Чезаре. – Я теперь буду работать в качестве ловца. Уж больно плохой из меня начальник.

- И что теперь?

- Теперь я тебя поймал, и ты будешь осуждён и, возможно, казнён за убийство королевы, - сказал маг. – Мне очень жаль, что я не сумел внушить тебе послушания учителю. С другой стороны, маги ложи Смуты – и те не преуспели в этом.

- Я не собирался убивать эту вашу королеву! – снова закричал Дэн.

Карета остановилась – они приехали. В светлой летней ночи Чезаре провёл подростка к двери конторы. Дэн Софет почувствовал, что снова связан и, хуже того, находится под эмоциональным контролем.

- Я очень надеюсь,  что до казни не дойдёт, малыш. Всё-таки Светлые маги не любят связываться со смертью.

И Дэнни понимал, почему не любят – кто захочет разделить с умирающим его смерть? Принять её в себя, протащить через свою сущность и потом выпустить… только половину.

Но что мешает им свалить грязную работу на палача?