Часть 1.
***
Метроном сломался.
Он исправно отсчитывал такты начиная с две тысячи двухсотого года, когда был создан для столичной музыкальной школы. Он тикал ещё в те годы, когда юный отец Дэна терзал нежную лютню и ударял по клавишам пианино неуклюжими пальцами. Высокий, очень худой, очень серьёзный черноволосый паренёк, копией которого заслуженно считался теперь Дэн Софет.
Музыкальная школа в столице Тирны, Азельме, славилась своими выпускниками. Многие из них потом играли при дворе королей. Отец Дэна очень надеялся, что его сын тоже будет обласкан знатью и станет придворным музыкантом. Дэн Софет ван Лиот, десяти лет от роду, ненавидел и отца, и школу, и дворец, и музыкальные инструменты - все, кроме, может быть, изящной скрипки. Её подарила бабушка, добрая старая женщина, мачеха матери Дэна. Эту скрипку Дэн берёг и на занятия никогда не брал. Он учился играть на ней дома, запершись в самой дальней комнате, и никто не слышал его игры. Лютню он ненавидел больше всех остальных инструментов.
Возможно, поэтому Дэн Софет и достиг таких успехов в игре именно на лютне. Он обладал длинными сильными пальцами, безупречным слухом и великолепным чувством ритма, и поэтому к десяти годам технику юного Лиота уже считали идеальной лучшие учителя школы. Осенью король возвращался во дворец Азельмы, к его приезду готовились танцы, концерты и балы, и музыкальная школа готовила юные дарования в подарок его величеству.
Накануне концерта ученики репетировали весь день, и учитель-лютнист оставил Дэна поиграть в классе ещё на часок.
Сначала мальчик склонился над инструментом, мечтая, чтобы король умер и в стране на полгода воцарилась тишина и не звучало бы никакой музыки. Затем ему стало жалко своей тайной игры на скрипке, и Дэн стал мечтать о том, чтобы в лютне завёлся бы древоточец и за ночь сожрал бы всё, кроме струн. А струны бы поела ржа.
Но ничего этого, конечно, не произошло, и Дэн злобно уставился на стрелку метронома. Метроном сбился с такта и встал.
Как ни старался маленький ван Лиот, стрелка не двигалась. Он положил лютню в кофр и на цыпочках вышел из класса. В школе уже никого не оставалось – вокруг не слышалось ни звука, кроме разве что дыхания и шагов самого Дэна.
В тишине было счастье. Никто не терзал клавиши фортепиано бесконечными спотыкающимися гаммами, не стучал по барабану, постоянно сбиваясь с ритма, не дудел на визгливой флейте, пуская слюни и раздувая щёки от усердия. Дэн вдыхал тишину, плыл в тишине, осязал тишину и пил её крупными глотками.
Говорят, жил некогда простаковский король Арветт Вердос, и когда маги попали в Тирну, принял их с распростёртыми объятиями. Вот, наверное, хорошие были времена! Говорят, этот король очень ценил музыку. Настолько, что стоило музыканту сфальшивить, король велел его казнить. А если узнавал, что музыкант содержит в небрежении скрипку, гитару или другой инструмент, то поручал палачу заставить нерадивого петь. И палачи у короля были особенные, и никто у них не фальшивил, а пел так, что заслушаешься!
Про Арветта Вердоса Дэну рассказал, округлив глаза, старший брат Гудвин Софет ван Лиот, а тот прочёл о нём в библиотеке отца, куда самого Дэна ещё не пускали. Если требовалась ему книга, он просил, и отец шёл в потаённую комнату и оттуда выносил литературу, что была нужна маленькому Дэну Софету. А вот Гуди – другое дело, Гуди взрослый, ему семнадцать лет, и он может взять книгу сам. Он и эту, про палачей короля Вердоса, обещал Дэну – но только в обмен на услугу.
Вспомнив об услуге и вожделенной плате за неё, Дэн Софет припустил к дому по узкой аллее вдоль школы, а потом по мостовой до поворота и по переулку до самых ворот. Увесистый кофр с лютней бил его по тощему заду.
Утром учеников музыкальной школы выстроили в коридоре, пересчитали, проверили, белы ли рубашки и черны ли короткие, до колен, штаны. Больше всего неудобства причиняли шерстяные полосатые чулки, от которых чесались икры и подвязки которых впивались в подколенки. И новые блестящие туфли с пышными кружевными бантами походили на девчачьи. Дэн страдал. Дома его причесали, прилизали, надушили, повязали на шею ленту, как котёнку и напялили неудобную одежду. И наказали молчать и не вздыхать, играя «Томную деву» на лютне, а когда дойдёт до хоровой части – тогда наоборот, не молчать, а петь, старательно открывая рот и «улыбаться глазками».
При этом отец и мать сами начинали «улыбаться глазками», делая такие гримасы, что становилось страшно. А мать ещё и восторгалась его, Дэна, глазами и ресницами – опять же, «как у девочки». Что им стоило родить себе парочку девчонок? Им, конечно, не разрешили бы играть на инструментах в школе и при дворе, зато они сидели бы дома в обнимку с арфами или ксилофонами и улыбались бы глазками с утра до вечера.
И только Гуди усиленно делал вид, что полностью спокоен и равнодушен, а сам два или три раза поймал взгляд младшего братца и подмигнул ему.
Существование книги про палачей придавало грядущему концерту смысл, поэтому Дэн Софет подавил очередной вздох и сделал «носочки врозь» в строю таких же, как он, маленьких музыкантов. Четыре лютниста, три скрипача, пианист, два гитариста и шесть флейтистов, и ещё четырнадцать человек хора – вот такой состав, от девяти до двенадцати лет, потому что старый король, простак Кардавер Кешуз, любил юные дарования.
Мальчиков посадили в запряжённую четырьмя мулами открытую длинную повозку, на оббитые сукном сиденья, и повезли во дворец. Все на них глазели. А несчастным жертвам искусства запрещали даже корчить прохожим гримасы. Во избежание подобного безобразия четыре строгих педагога в длинных чёрных мантиях сидели по краям обеих скамей, держа наготове длинные острые палочки. Они виртуозно умели тыкать этими палочками в бёдра учеников – иной раз оставляли маленькие синяки, а порой и кровавые точки.
Дэн дёрнулся и обернулся, когда кто-то запустил ему в голову редиской. Тёплая осень, предшествующая жаркой и влажной зиме, уродило достаточно этой гадости. Стараясь хранить на лице безразличие, Дэн запинал отскочившую редиску поглубже под сиденье, но стрелок не унимался и кинул ещё парочку, подпрыгивая от радости. Он бежал рядом с повозкой и весело пыхтел, а из рук у него торчали хвостики украденных где-нибудь на рынке редисок.
Учитель Ашаз сидел через два человека от Дэна и дремал. Очередная редиска попала ему в голову и сбила шляпу. Озорник, увидев, что перестарался, тут же отстал и скрылся за углом, а учителю на глаза попался лишь Дэн, запинывающий редиску под скамью. Редиска при каждом потряхивании повозки выкатывалась в проём между скамьями. Таким образом, выделив среди остальных преступника, Ашаз поднял с пола шляпу и, не разгибаясь, ткнул маленького ван Лиота острием в лодыжку. На белой полоске шерстяного чулка выступило маленькое кровавое пятнышко.
Подавив вскрик, Дэн Софет ван Лиот принял самое серьёзное, самое равнодушное выражение лица и сел прямо, как подобает ученику музыкальной школы. Этот вид не удовлетворил учителя Ашаза, и он ещё раз уколол ван Лиота, на этот раз в бедро. Тут главное было не заплакать, хотя в носу и глазах сразу защекотало. Было больно и обидно. Но Дэн терпел.
К его облегчению, повозка въехала в ворота зимней резиденции короля и, миновав прекрасную аллею, удивительный сад и диковинный фонтан каскадом, остановилась у крыльца. Чинно и степенно, как маленькие старички, маленькие музыканты и певцы выстроились парами. Впереди и сзади этого строя встали учителя, тоже парами. Вся процессия поплелась в большой танцевальный зал, где уже сидели на надушенных банкетках и стульях гости. Короля, королевы и их сына в зале не было – их места пустовали. Детей проводили на помост, украшенный бесчисленным количеством белых, розовых и бордовых роз. От запаха цветов и духов у Дэна заболела голова. Он покосился на соседей, которых учителя рассаживали по местам – двенадцатилетний пианист был бледнее рубашки, маленькие скрипачи, похоже, находились на грани обморока.
Едва заметно скривившись, Дэн сел на подставленный ему стул и расчехлил лютню. В зале шумели, ходили туда-сюда, раскачивались на стульях не меньше трёх десятков людей. Входили и выходили и другие – похоже, всё одни только простаки. У Дэна не было такого особого нюха на магов, как, например, у его матери, но он иногда угадывал, простак перед ним или нет. Чтобы точно понять, надо начать играть – простаки отзываются на музыку, а маги реагируют на самого музыканта.
Вошёл король. Старый, кривоногий, в узких полосатых кюлотах с пряжками у колен. Его жена, гораздо моложе, сухая и тонкая, как зимняя ветка, и сын, нескладный человек лет сорока, вечный принц, следовали за Кардавером Кешузом, как две вытянутые утренние тени. Король оделся довольно скромно – в тёмные серые и синие одежды, всего четыре слоя, и туфли простые, стоптанные и без задников, хоть и с заметным каблуком. А вот королева и принц надели столько слоёв, что и не сосчитать. Пышность одежд только подчёркивала их худобу – из кружев, воланов и лент торчали жилистые шеи, костлявые руки и тощие лодыжки.
Хрупкий, синевато-бледный пианист играл первым. Со своего стула Дэн Софет исподволь наблюдал за залом и в особенности за королевской семьёй.
«Если засечёшь хоть одного Светлого мага, ничего не делай! – предупредил Дэна Гуди. – Но если ни одного… тогда действуй! Мы ещё поднимем в этом городишке бурю!»
Когда через четыре пьесы очередь дошла до Дэна, его пальцы онемели от напряжения. Под прожигающим насквозь взглядом учителя Ашаза мальчик едва не выронил свою лютню. В отчаянии он оглядел зал – смеются? Сочувствуют? Слушатели почтительно ждали. Король приложил к губам платочек, промокнул уголки и медленно улыбнулся. Очень медленно. Его губы растягивались как будто против воли. Зубы у короля были, наверное, вставные – крупные, белые, блестящие. Королева посмотрела на мужа, кивнула и тихонько зааплодировала ван Лиоту. Зрители тоже вежливо похлопали, и Дэн, наконец, справился с лютней и начал играть.
В его игре была целая гамма эмоций: тысячи часов скучных занятий, когда за окном светит солнце, а тебе надо сидеть смирно перед пюпитром; усталость и резь в пальцах; отчаяние, что его побьют, если он не сыграет, как надо; боль в горле после вокальных упражнений; трясущиеся от страха колени на каждом публичном выступлении или на экзаменах. Но больше всего мальчик вложил в музыку ненависти. О, как он ненавидел свою лютню, как он мечтал, что лопнет её лакированная дека, что струны перелопаются одна за другой, как со звуком выстрела переломится пополам гриф. Дэн закрыл глаза, представляя смерть инструмента, и вдруг струны действительно начали лопаться. Две или три ударили по пальцам, другие ожгли щёку и подбородок. Дэн Софет закончил соло на остатках струн жалким подобием аккорда, встал и поклонился. На пол упало несколько капель крови и слезинок.
Ему аплодировали стоя. У Дэна даже перехватило дыхание от нахлынувших на него простацких эмоций! Это было прекрасно. Хорошо, что Гуди научил его, как поступать. Мальчик представил себе, как от этих людей к нему идут невидимые тонкие струнки, похожие на паутинки. Их можно потянуть к себе, можно намотать на кулак, чем Дэн и занялся.
«Много на себя не бери, тебе не надо – много! – поучал брат. – Когда почувствуешь, что как будто напился воды по самое не хочу, будет в самый раз. И тогда уже…»
И Дэн Софет ван Лиот действительно почувствовал некое состояние, будто он наполнен. Даже захотелось рыгнуть. Эмоции-струнки звенели, натянутые на его маленький кулачок. Дэн поймал взгляд короля и улыбнулся. Король слабо растянул губы, но страшных белых зубов обнажить не успел – упал с кресла лицом в ковёр и жутко всхрапнул.
Стало очень, очень тихо. Но не так, как накануне в школе, а иначе. Тишина была зловещей. В этой тишине Дэн слышал, как дышат люди, как кто-то из маленьких музыкантов пустил струйку мочи, как встают с кресел слушатели. Королева упала на колени возле его величества Кардавера Кешуза, а вечный принц, который только что получил возможность сменить титул, коротко, нервно засмеялся. Смех его тут же заглох.
«Никто не заподозрит плохого, - горячо убеждал маленького брата Гуди, - это даже… это даже не убийство! Он такой старый, что все только и ждут, пока он помрёт, со дня на день ждут! Но едва он помрёт, как начнётся. Мы сможем понять голову. Это лишь на краткий миг, но нам и его хватит для восстания! Ты понимаешь?»
Дэн Софет думал, что понимает. Он так думал до этого момента. Теперь же он чувствовал только боль в рассаженных лопнувшими струнами пальцах и подбородке. До тех пор, пока учителя не начали собирать растерянных детей и выводить из зала, мальчик просто стоял и сжимал покалеченную лютню. И шмыгал носом. Он казался младше своих лет, очень худой, темноволосый, бледный, черноглазый мальчик.
К ван Лиотам пришли тем же вечером. Это был Светлый маг, и с ним четыре городских стражника. Маг прошёл по комнатам небольшого и неуютного дома, сунул нос во все щели и уголки, встал возле стола в комнате, считавшейся гостиной, столовой и кабинетом отца, и задумчиво почесал подбородок. Стражники стояли у дверей, чтобы ван Лиоты никуда не делись из комнаты. Отец сидел на краю дивана, выпрямив спину, мать жалась к буфету, Гуди и Лиот ёрзали на стульях по обе стороны дивана.
- В доме зарегистрировано три мага ордена Теней, - сказал он. – А я вижу четверых.
- Но Дэнни ещё слишком мал, - возразила мать. – К тому же он никогда не проявлял способностей...
- Это тот мальчик, который был на концерте? – уточнил Светлый. – Встань-ка, маленький музыкант! Можешь сыграть нам какую-нибудь пьеску?
Он говорил так, будто Дэну было года три-четыре, не больше. Обмирая от нехорошего предчувствия, мальчик взял в руки отцову лютню и сыграл этюд, старательно делая множество ошибок.
- Ля-ля-ля, - небрежно прервал его игру маг. – Как только такую бездарность взяли на королевский концерт? Всем выйти вон, - Светлый махнул рукой, глядя только на Дэна. – Малыш расскажет мне, что видел.
Мать поспешила вывести Гуди, но отец продолжал сидеть на диване.
- Эн ван Лиот, я всего лишь хочу опросить свидетеля, - раздражённо закатил глаза Светлый, - не надо усугублять. Вас пока ни в чём не упрекают, вы же недавно отмечались!
Отец встал и деревянными шагами удалился из комнаты. Два стражника встали у двери, двое – возле окон.
- Меня зовут Чезаре Роз, - маг протянул мальчику руку. У него были длинные сухощавые пальцы, как у музыканта. И подушечки пальцев сплющенные и мозолистые. Но Дэн руки пожимать не стал, а лишь съёжился за лютней и притих. – Такой большой, умный мальчик, ты же мне поможешь? Я знаю – вам нелегко живётся… У вас трудная жизнь. Если ты сейчас скажешь то, что я хочу услышать, твоя семья получит некоторые привилегии.
Дэн Софет крепче сжал лютню.
- Мне надо знать, малыш, как ты играл на концерте, - Чезаре дотронулся до тонких незаживших порезов на правой руке Дэна. – Ты же очень хорошо играл, да?
Дэн покачал головой. Говорить он не осмеливался.
- Вот как! А твои учителя говорят, что ты сорвал овации! Но я не об этом тебя спросить хотел, - Чезаре присел на корточки возле стула, заглядывая в лицо мальчику. – Ты был эмоционально открыт. Это такой особый предел чуткости… когда ты чувствуешь эмоции других. Понимаешь меня? Ощущал это?
Мальчик ёрзнул на стуле, пытаясь отгородиться от Светлого. Но потом немного подумал и кивнул
- Ощущал, - еле слышно промолвил он. – Я не использовал магию, эн Роз!
- Я знаю, - покровительственным тоном ответил ему Чезаре. – Будь это так, мы засекли бы магический фон! Но ты действительно ещё слишком мал, чтобы понимать, как использовать свои и тем более чужие эмоции.
Он сказал это таким самодовольным тоном, что Дэнни разозлился. Будь он действительно слишком мал – Гуди не посвятил бы брата в свои таинственные дела и не...
- Но находясь на том пределе чуткости, о котором я только что сказал, ты мог почувствовать мага. Того, который убил короля!
Дэн замер. Ни шмыгать, ни ёрзать он уже не мог – его словно приморозило к стулу. Маг неверно истолковал это оцепенение и очень обрадовался.
- Я так и думал, малыш! Это было совсем легко! Ты видел его – того, кто колдовал на короля?
Дэн тихонько покивал.
- Я не уверен, - сказал он шёпотом. – Совсем не уверен.
- С этим разберёмся уже мы, - рассмеялся Чезаре. – А ты за содействие Ордену Отражений будешь…
Светлый маг запнулся, словно ещё не решил, чем наградить маленького будущего Тёмного мага.
- Будешь у нас на хорошем счету.
Дэну меньше всего хотелось быть на хорошем счету у Светлых магов. Но сейчас главное было действовать согласно плану Гуди, и он сказал:
- Это был принц Ромил Кешуз… и учитель Ашаз.
- Тебе показалось, что их двое? – подозрительно спросил Чезаре Роз. – Это точно?
Дэн снова покивал.
- Оба не проходят по нашим спискам, вряд ли они сами владеют магией, - задумчиво сказал Светлый. – Не заметил ли ты ещё кого-то, кто?
Дэн ощутил некое давление, исходящее от мага. Как будто тот против воли что-то тянет из него. Вот сейчас вытянет всю правду, и тогда всю их семью убьют! Мальчик всхлипнул и выдавил из себя слёзы.
- Я боюсь учителя Ашаза! – старательно вспомнив былые обиды, нанесённые жестоким преподавателем, Дэн заплакал… почти по-настоящему. Обида, острая и незажившая, сильная эмоция – на мага, уже подстраивавшегося к чувствам ребёнка, она подействовала. Светлый принял всплеск и разделил, почти не прилагая никаких усилий. Зато на мгновение он приоткрылся сам, и Дэн Софет понял, что маг холоден и расчётлив, что враньё мальчика его не слишком убедило, и, самое главное, что основная эмоция Светлого сейчас – желание стереть весь орден Теней, начав с конкретной семьи.
Возможно, это было навеяно раздражением, возможно, что эн Чезаре Роз не собирался прямо сегодня убивать ван Лиотов или даже арестовывать их. Но нервы мальчика не выдержали. Он вскочил со стула и замахнулся на Чезаре лютней.
Ударить не успел – краткая вспышка внутри, яркая и слепящая, заставила Дэна расстаться с сознанием на целую секунду. Он хотел причинить боль всем вокруг – Светлому магу, учителю Ашазу, отцу и даже брату. Но и сам оказался под ударом. Выронив хрупкий инструмент, Дэн закрыл ладонями глаза, взвизгивая и рыча от боли, которую по неопытности нанёс сам себе. Его словно резало на куски.
Затем Дэн Софет смог открыть слезящиеся глаза и увидел, что Светлый лежит на ковре, скрюченными пальцами скребя ворс, трое из стражников прижались к стенам, медленно, трясущимися руками поднимая ружья, а четвёртый сползает по двери, выронив оружие.
- Не стреля-а-ать, - прохрипел Чезаре. – Успокойся, малыш, я… отличный аффект… я не ошибся в тебе. Итак, тебя использовали как оружие учитель Ашаз, которому, очевидно, заплатил принц Ромил.
У него сбоку изо рта текла кровь, и сел он не сразу, однако говорил, хоть и хрипло, но разборчиво. Дэн всхлипнул и вернулся на свой стул, ухватившись за сиденье обеими руками. Один из стражей, чуть пошатываясь, встал за спинкой стула, положил ладони на плечи Дэна и замер.
- Ну-ну, не бойся меня, - сказал Светлый. – Я забираю тебя с собой, но это не значит, что тебе грозит опасность. Совсем наоборот, малыш. Если я тебя не заберу, тебя и твоих родных скорее всего убьют – зачем кому-то знать, кто причастен к смерти короля?
- Вы хотели нам зла, - выдавил подавленный, потерянный Дэн. – Я видел, что вы хотите нам зла! Смерти!
- Я Светлый маг, малыш, я не могу хотеть зла, - в голосе Чезаре снова появились самодовольные нотки.
Стражники вывели Дэна Софета в прихожую и велели его матери собрать тёплые вещи, обувь и дать ребёнку его любимые игрушки. Мальчик, услышав про игрушки, исполнился презрения и к магу, и к страже, но смолчал. Когда мать протянула кофр с подаренной бабушкой скрипкой, Светлый покачал головой – нет, нельзя.
- Инструмент, наверное, ценный, - сказал он.
Но Дэн полагал, что дело в эмоциях – музыка оказалась отличным проводником эмоций!
Из-за плеча отца высунулся встрёпанный, бледный Гуди. На его подбородке красовался свежий синяк. Дэн пригляделся внимательней к родным – так и есть, их задело его аффектацией. «Я не знал, что так могу», - подумал мальчик и насупился.
- Прости, братиш, - шепнул Гуди. И приоткрыл на груди рубашку. Дэн увидел край какой-то старой книги и слабо улыбнулся. Он был уверен, что его казнят, так что книга ему вряд ли уже пригодится.
Мать рыдала, отец угрюмо топтался на пороге, но Светлый маг немногословно обещал им, что с младшим сыном всё будет в порядке.
- Поменьше выходите из дома, вам пришлют вызов, - сообщил он сухо и вывел юного музыканта из дома.
Больше Дэн Софет ван Лиот родителей так и не увидел.
***
Неизвестно, кто стал причиной очередного покушения, а кто – его инструментом, но утром стало известно, что принц Ромил отправился к Спящему богу вслед за отцом. Пожилая королева пыталась удержать власть. Мать внебрачного сына Ромила Кешуза явилась в столицу с мальчиком четырнадцати лет и была арестована. И жители Тирны разделились на два лагеря – тех, кто поддерживал королеву и тех, кто был за юного бастарда. Это была именно та буря, которой грезил юный Гуди, а с ним и ещё несколько таких же, как он юнцов. Пользуясь тревожными настроениями в летней столице, они попытались упрочить положение Тёмных магов в Тирне. Кто ими управлял, Софет узнал лишь через несколько лет.
А пока же он оказался в доме молодого Светлого мага по имени Чезаре, и ему было некуда идти. Тёмных магов, походя обвинённых в заговоре, простаки выискивали по одному и нападали толпой. Заканчивались такие встречи плохо: Тёмные или старались не применять магию и погибали, или применяли, и тогда попадали в облавы. Светлые, возмущённые произволом зарегистрированных и подконтрольных магов ордена Теней, которые посреди бела дня смели конфликтовать с простыми людьми, не утруждали себя разборками – кто прав, а кто нет. Тёмных арестовывали и изолировали. Тех, кто выживал.
Чезаре, принося эти новости в свой дом и сообщая их Дэну, только вздыхал.
- Похоже, малыш, никому нет дела до справедливого следствия, - говорил он. – И боюсь, если я приведу тебя в качестве свидетеля в наш Комитет – нам обоим не сносить головы.
Дэн по большей части отмалчивался, но прошла неделя, и он заговорил. Невозможно молчать целыми сутками, особенно если единственный человек, с кем ты можешь побеседовать, ведёт себя вполне дружелюбно.
А Чезаре Роз вёл себя очень дружелюбно! Он готовил Дэну нехитрую еду и как мог прятал его от своих посетителей – к нему то являлись простаки с какой-нибудь просьбой, то коллеги-маги.
- Мне придётся что-то сделать с тобой, - сказал Роз, придя домой однажды вечером. Мимо их окон куда-то бежали люди. Дэну показалось, что они преследуют женщину.
- Вы меня убьёте? – дрожащим голосом спросил мальчик.
- Что? – Чезаре плотно занавесил шторы и устроился в кресле возле курительного столика. Курить он любил. Его вечерний ритуал содержал не менее десятка различных священнодействий с трубкой и табаком. – Убить тебя? Я ведь не палач какой-нибудь, Дэнни! Я хотел предложить тебе на время стать моим учеником.
- Учеником Светлого мага? – опешил Дэн.
Он растерялся, как никогда. Гуди учил его магии тайком от родителей, считавших, что раньше тринадцати лет за это браться не стоит. Но это была магия ордена Теней, использование сильных отрицательных эмоций, на развитие которых Гуди с Дэном потратили немало усилий. Маленький Дэн учился забирать, преумножать и использовать сильные эмоции простаков, не пытаясь даже приближаться к магам. И, к чести его старшего брата, научился Дэн Софет неплохо.
У Светлых же порядки были иные. Во-первых, они заведовали положительными эмоциями, в случае чего умея преобразовать отрицательные – злость в добродушие, ненависть в любовь и так далее, а что касалось сильных эмпатических ударов – Светлые разделяли. Если Светлый разделил твою эмоцию, то пиши пропало – полностью силу этой эмоции тебе уже не восстановить. Многие Тёмные маги, многажды принимавшие бой со Светлыми, поплатились за свою неосторожность: они больше не могли достичь былого уровня, их эмоции не восстанавливались. В борьбе против Светлого Тёмный мог впасть в аффектацию – в таком состоянии ему уже сложно противостоять, хотя состояние и длится совсем недолго. Но тут приходила иная беда - достичь состояния аффекта, используя свою ключевую эмоцию, Тёмный, попавший под разделение больше двух раз, уже не мог. Кроме этого, несколько Светлых магов, окруживших одного Тёмного, могли полностью взять под контроль его чувства. И тогда выйти в состояние аффекта не представлялось уже возможным.
Вот то, что маленький ван Лиот усвоил из уроков брата. Противостоять Светлым в одиночку невозможно, при поединке Тёмный может победить лишь с помощью подлой уловки или неожиданного аффекта. Именно это и произошло в доме ван Лиотов, когда Дэн ударил первым, но то была чистая случайность.
- Ты очень сильный маг, Дэнни. Вообще у Тёмных особенно сильны дети и подростки, - сказал Чезаре, выбирая из четырёх разложенных в ряд трубок. Взял одну, вишнёвую, подержал в руке, словно взвешивая, потом отложил в сторону. Выбрал другую, чёрного дерева, старую, с трещинкой в чубуке. И задумался над ящиком с крошечными, на две-три набивки, табакерками.
- И что? Вы думаете, я смогу стать Светлым? – с вызовом спросил Дэн. – Отец меня убьёт, если узнает.
- Мы можем сделать вид, что ты мой ученик, - приоткрывая ногтем крошечную табакерку, сказал Чезаре. – Я не стану тебя уродовать, заставляя делать то, чего ты не захочешь. Но учиться тебе, конечно, не помешает. Ты когда-нибудь думал, каким магом станешь?
- Я принадлежу к магам ложи Боли, - гордо сказал Дэн. – И я хотел бы стать палачом.
- Вот как, - Роз аккуратно закрыл одну табакерку и взял другую. Набивая трубку, он, казалось, не обращает внимания на эмоции юного мага. – Ваша семья зарегистрирована как маги-стихийники.
Дэн смутился и отвернулся к окну.
- Не буду я изображать вашего ученика, - буркнул он.
Чезаре Роз не ответил – он, наконец-то, закурил, пуская в потолок светлый ароматный дым. Молчание длилось достаточно долго, чтобы Дэн понял, как соскучился по разговорам. Целую неделю он говорил разве что «да» и «нет». Но прерывать тягостное молчание первым он не хотел.
- У меня для тебя есть два подарка, малыш, - сказал Чезаре, - чтобы ты понял, насколько мы с тобой сейчас зависим друг от друга.
Дэн непонимающе уставился на мага.
- Я был на службе сегодня, - после долгой паузы сказал Светлый. – Твой брат заключён в тюрьму, а родители отправлены в ссылку. Они живы и здоровы, - поспешно добавил Чезаре, увидев, как вскинулся мальчик. – И будут живы и здоровы ещё какое-то время.
- Ты… ты арестовал мою семью? – не веря своим ушам, спросил Дэн. – Моих маму и папу? Гуди?
- Твой брат применяет Тёмную магию против простаков, - сообщил Чезаре. – Собрал целую банду и убивает людей целыми семьями!
- Так им и надо, - убеждённо сказал Дэн. – Гуди говорил, что он будет бороться! Эти люди сами убили бы нас, если бы могли!
Он почувствовал, как в нём поднимается былая ненависть. Маг ещё не успел разделить эту эмоцию, и если её беречь и использовать разумно – то и не разделит! Поэтому Дэн изо всех сил старался оставаться спокойным.
- Не волнуйся, малыш, - покровительственно сказал Чезаре. – Я постараюсь, чтобы его судили справедливо! Всем должно быть ясно, что подростки сами по себе так действовать не будут: это им не свойственно. Они слишком ещё незрелые, и их эмоции, хоть и очень сильны, тоже не дозрели до борьбы. Тот, кто использует таких, как твой старший брат, очень циничны. Вот они-то и есть настоящее зло. Я сам занялся этим делом, чтобы Гуди ван Лиот остался цел!
Из этих слов Дэн понял лишь, что Чезаре оправдывает брата. И считает, что виноват кто-то другой. Это его немного успокоило.
- Но мама… и отец? Почему их отправили в ссылку?
- Чтобы они ненароком не вмешались в процесс, - в голосе Чезаре Дэн снова услышал самодовольство. Этот человек словно был уверен в своих безграничных возможностях. – Ведь речь идёт об их сыне. Сыновьях, - поправил он сам себя, глядя на Дэна сквозь дым. – Сегодня я говорил с ними, правда, разговор вышел недолгий. Ты сможешь найти их позже, когда в Азельме станет поспокойней.
Чезаре докурил, вытряхнул из трубки пепел в коричневое глиняное блюдце и извлёк из-за кресла задвинутый туда чемоданчик. Совсем небольшой – поместиться там могло не многое! Щёлкнул двумя золочёными пряжками, открыл оббитое красным шёлком нарядное нутро чемодана и достал скрипку в потёртом футляре и старую, с пожелтевшими страницами книгу.
- Я знаю, что для тебя дорого, и я попросил твоих родителей передать это тебе, - сказал он.
Весь его вид сейчас говорил Дэну: «Видишь? Я – добрый!»
Дэн предпочёл бы грубость и резкость – легче было бы не верить Светлому и держаться против него.
Книга была та самая, про магов, королей и палачей. Больше половины её заполняли рисунки людей с предельно точными анатомическими подробностями и указаниями, как сделать человеку по-настоящему больно, а как от боли избавить . От книги так и веяло стариной – хрупкие рыжеватые страницы пахли пылью и древностью. От скрипки исходил привычный запах дерева, полироли и дома.
Дэн взял и то, и другое. Чувства, переполнявшие его, были далеки от любви, но благодарность к Чезаре он ощущал.
- Можешь идти к себе, малыш, - Светлый закрыл глаза, откинулся в кресле, словно собирался подремать. – Если ты будешь играть на скрипке – постарайся не угробить всех вокруг.
***
Дэн Софет ван Лиот, Тёмный маг, с рождения принадлежащий ложе Боли, был учеником Светлого мага по имени Чезаре Роз четыре года. Юный король Грет Кардавер Второй Кешуз преодолел невзгоды, при помощи верных ему людей вступил на трон, женился и зачал дитя, а для Софета ничего не изменилось за эти годы. Чезаре работал в комиссии по выявлению незарегистрированных Тёмных магов, а в это время в его доме за книгами сидел один из них. Никто и не думал продлевать его регистрацию. Его вообще вроде как не было, Чезаре даже дал ему новое имя. Теперь Дэна Софета ван Лиота звали Дэниэл Альсон. Чезаре по-прежнему называл мальчика «Дэнни» и «малыш». Первое Дэна устраивало, на второе он просто не обращал внимания. К четырнадцати годам он вырос худощавым, высоким и угрюмым. Тёмные волосы свисали длинными прядям, наполовину скрывая чистое бледное, очень вытянутое лицо с глубоко посаженными чёрными глазами. Дэн имел привычку сжимать губы, хмуриться и отмалчиваться, если его спрашивали то, что ему не нравится. Все знакомые Чезаре Роза сходились в мнении, что ученик у него очень уж замкнутый и зажатый мальчик. Иногда они пытались разговорить его или даже развеселить. Дэн уходил от общения как мог. Лицемерие претило ему.
Но Светлой магии он всё-таки обучался. Он учился распознавать эмоции, учился их контролировать и – что самое неприемлемое для Тёмного мага – разделять. Оказалось, что вся теория Светлой магии вмещается в два или три урока, зато практика бесконечна. Оказалось, что к каждой эмоции Светлый маг должен иметь особый подход. Что разделять радость – занятие далеко не столь приятное, как кажется. Что при разделении боли ты испытываешь половину этой боли сам. Что разделяя страх, ты постепенно отучаешься бояться, а это не всегда хорошо для тебя.
И всё-таки Дэн родился в семье, принадлежащей к ложе Боли. Да, его мать управляла стихиями, была отличным погодником. Маги-погодники сами по себе принадлежали к гильдии Пяти Стихий и жили отдельными от всех общинами. Однако мать наперекор обычаям своей общины вышла замуж за мага Боли, превосходного целителя и книжника. В его коллекции были книги, как лечить людей и как их калечить. И то, и другое проистекало из одного источника – Боли. И Дэн Софет, чем старше становился, тем внимательней вчитывался в драгоценную книгу, которую ему передали. Она одна осталась связью с его семьёй и его ложей.
Чезаре оказался вовсе не тем учителем, о котором может мечтать ученик. Но во всяком случае, Дэн был вынужден это признать, эн Роз проявлял и доброту, и терпение, которых так не хватало ему в музыкальной школе. Чезаре не заставлял часами сидеть и корпеть над скучным трактатом, не тыкал мальчика заостренной палкой, не принуждал заучивать наизусть абзацы и главы. Книгам он придавал вопиюще мало значения.
- Это мёртвые слова мёртвых людей. Что они могут знать о том, как мы сейчас живём? Они не знают о нашем новом короле, который глуп и не уверен в себе, не знают об облавах на Тёмных магов… и вообще твердят своё, одно и то же, повторяют год за годом одинаковые вещи. А мир меняется!
- Но ведь магия остаётся прежней? – спрашивал Дэн, тараща тёмно-карие глаза.
- Светлая магия – да. Мы ничего не меняем. Светлая магия совершенна и безупречна, в отличие от Тёмной. Именно поэтому вы можете оказаться сильнее в любой момент, малыш.
Дэн не понимал. Как так?
- Несовершенное меняется. Совершенное не успеет подготовиться к какой-нибудь каверзной перемене и сломается, тогда как несовершенное пойдёт себе развиваться дальше.
Дэн Софет старался запоминать, но к пониманию этих слов пришёл далеко не сразу.
Другим подарком судьбы Дэнни считал музыку. У него не было возможности ещё раз проверить свою силу на зрительном зале. Дэну хватало ума не тренироваться на Чезаре, но на его нечастых гостей он ближе к четырнадцати годам уже начал посматривать с интересом. Музыкальные пристрастия ученика Чезаре Роза оставались пока что неоцененными, так как помимо магии гостей мало что интересовало. Они потягивали горячее вино из толстостенных глиняных кружек и обсуждали, как должно Грету Кешузу править государством, в котором истинную власть давно поделили Светлые маги.
По представлениям этих людей, которых Дэнни по ошибке всегда считал друзьями Чезаре Роза, ученик мага должен прислуживать и вообще «знать своё место». Чезаре всегда ладил с Дэном и не старался никак подчеркнуть его зависимое положение. Мальчик не желал слушать беседы Светлых магов, но они постоянно требовали принести хлеба, фруктов, сладостей, печенья, желали подогреть вино посильнее или немедленно получить стакан холодной воды. В один из вечеров магов собралось уж очень много - не меньше десяти человек. Дэнни был уверен, что пожелай они – и их стол бы не пустел, и их вино бы не остывало. Однако они считали, что ученику полезно побегать и поприслуживать. Чезаре вначале останавливал их или сам шёл помогать Дэну, но потом беседа увлекла его. Дэн Софет просто сбился с ног, пока маги, наконец, не наелись и не напились.
Мальчик уже хотел потихоньку улизнуть в свою комнату, когда услышал громкую беседу двух магов:
- Надеюсь, с их смертью с ложей Боли будет покончено, - говорил один, совсем молодой, даже младше, чем Чезаре. – Они, кажется, последние оставались на свободе.
- Как вообще им удалось уйти из-под присмотра Железных стражей? – удивлялся второй, постарше.
Дэн пробрался между стульями, собирая на поднос кружки, и замешкался возле скамьи, где сидели эти двое. «Ложа Боли» - сказал один из них. Этого было достаточно, чтобы мальчик насторожился.
Он заметил, что и Чезаре как-то насторожился и напрягся, глядя в сторону беседующих магов. А те, будучи под хмелем, не пытались говорить потише.
- Да прикинулись они, понимаешь. Им по-хорошему же позволили жить себе потихоньку, под присмотром, они ж совсем ослабели после того, как сыновей-то потеряли, - охотно рассказывал молодой маг. – Нельзя всё время наблюдать за теми, кто ничего не делает! А тут подвернулся им парень с проклятьем, что ты будешь делать?
- Что за проклятье? – удивился маг постарше.
Дэн, прижимая к боку поднос, придвинулся ближе к скамье.
- Видишь ли, друг Тревис, ходил там у них парень молодой, который подвернулся несколько лет назад под руку какому-то колдуну из местных. И сразился с ним в поединке.
- Магическом? – уточнил маг постарше.
- Точно так. А с тем колдуном была ещё какая-то, понимаешь ли, дама. По слухам – из наших. Парень-то победил, да только перед кончиной они успели ему судьбу завершить. И сказали, что если такие ж, как они двое, ему не встретятся да и не помогут – жить ему ровненько год, и с закатом последнего дня умереть в страшных муках.
- Так постой, разве простой местный маг сумеет такое?
- Иртсан, - смакуя загадочное название дальней страны, сказал молодой маг. – Иртсанцы и не такое могут. Им убедить Спящего в изменении его снов – раз моргнуть!
- Выходит, эти двое вызвались помочь ему? Сняли проклятие?
- Правильно думаешь, - согласился молодой маг, похлопав старшего по плечу. – Ну, включили они свою Тёмную магию, сняли проклятие, да тут мы с нашим отрядом их и засекли.
Дэнни даже забыл, как дышать. Неужели речь о его родителях?
Да нет, не может быть. Разве отец будет рисковать ради какого-то незнакомого юного Светлого мага?
- Парень, надо сказать, бросился их защищать. Мы, дескать, Орден Отражений, ему помочь отказались, а вот они, Тёмные, помогли. Ну, слово за слово, мы их приговорили и на закате казнили. А тот парень, за то, что защищал и дрался за них, встал с ними к стенке. Так что и его. Прямо точно на закате – солнце, надо сказать, было тогда красное, как в крови тонуло.
- Как их звали? – тихо спросил Дэн.
- Кого? – удивился нетрезвый молодой маг.
- Магов. Тех, кого казнили.
- Иди, малыш, иди, - негромко велел Чезаре. Лицо его ничего не выражало, как будто все эмоции пропали начисто.
- Не, чего это ты его гонишь? – молодой маг встал со скамьи и полез к ученику обниматься. – Хороший у тебя подмастерье растёт, Чез! Толковый. Я тебе что расскажу – эта лллложа Боли, она просто ужасна. Прикрывались тем, что лекари, мол, от боли избавляют и всё такое.
- Как их звали? – Дэн отшатнулся от пьяного, грохнул об пол подносом с кружками и тарелками.
- Ван Лиоты какие-то, - сказал маг постарше, внимательно глядя на подростка.
Это был первый случай, когда Дэн Софет ван Лиот открыто использовал энергию семейной эмоции. Он не думал, что при таком скоплении Светлых магов может утратить семейную эмоцию как таковую, не думал, что может оказаться полностью лишённым сил, может, в конце концов, погибнуть физически. Откровенно говоря, мальчик вообще не думал в момент, когда нанёс удар. Ему хотелось видеть всех Светлых в этой комнате мёртвыми. Он отчётливо себе это представил – как они задыхаются и падают, умирая в страшных муках. Представил в чётких анатомических подробностях, как перехватывает дыхательное горло у каждого из магов. Они умрут, а он, Дэнни, переступит через их ещё тёплые тела и отправится в свою комнату. Там он возьмёт книгу и скрипку. И уйдёт навсегда из Азельмы. А может, и вовсе из Тирны.
Светлые маги, сидевшие перед ним, и впрямь оба схватили себя за шеи. Они сипели и задыхались. Нехорошо, судя по всему, стало и Чезаре Розу. Но десять Светлых магов на одного юного Тёмного – слишком большой перевес, даже если этот Тёмный впал бы в аффектацию.
Но он не успел войти в состояние аффекта из-за Чезаре.
Держась за горло, как и двое его собеседников, учитель Дэна одной рукой дотянулся до ученика и обнял его за плечи. Остальные маги застыли в самых разных позах.
- Я забираю твою боль и разделяю её, - сказал Чезаре очень тихо, но внятно. – У тебя несколько секунд, чтобы бежать. Так беги же, малыш.
Спустя долгое время Дэн Софет вспоминал эти слова неоднократно. И в его воспоминаниях голос Чезаре Роза не дрожал и не прерывался. Как если бы маг не задыхался…